Наталия Московских - Нити Данталли (СИ)

Перед узниками, неспешно меряя шагами помост, расхаживал жрец в походном красном кожаном доспехе. Он был высок и статен, обладал хищным профилем, волосами цвета вороного крыла и глазами разного цвета — карим и голубым.

Первый пленник, на виске которого виднелся сильный кровоподтек, напряженно и с ненавистью следил за каждым движением жреца. Женщина, нижняя губа которой была рассечена не сдержанным во время допроса ударом, глядела отсутствующим взглядом прямо перед собой. Третий же узник даже не стоял, а, скорее, опирался на собственные путы. На его когда-то красивое лицо сейчас невозможно было смотреть без ужаса: оба глаза заплыли от побоев, нос был сломан, губы разбиты. На одежде виднелись множественные кровавые пятна, переломанные пальцы рук с вырванными ногтями застыли в неестественном положении и заметно распухли. Но при всем этом наибольший ужас на жителей Хоттмара наводило то, что кровь изувеченного мужчины была синей…

Жрец остановился напротив третьего пленника, пытаясь безуспешно найти его взгляд.

— Жаль, ты не видишь меня сейчас и не сумеешь запомнить, — звучно произнес последователь Культа. — Я бы многое отдал, чтобы ты видел, кто оборвет твою жизнь, монстр. Каково тебе ощущать, что люди, которые столько лет давали тебе приют, погибнут из-за тебя?

Узник состроил кровавую гримасу презрения и со злобой плюнул в лицо своему мучителю.

— Ты сам сдохнешь в муках, выродок! — успел процедить он, тут же получив сильный удар в правый бок. Дыхание его перехватило приступом кашля, вызывающего мучительную боль в переломанных в нескольких местах ребрах.

— Подумать только! — усмехнулся жрец, спокойно отирая плевок со своей щеки. — И ведь никакого раскаяния. Человеческие жизни ничего не значат для таких, как ты.

Пленник с явным трудом удержался от стона, плотно стиснув зубы и попытавшись восстановить дыхание, голова его на секунду безвольно опустилась на грудь.

— Среди нас двоих… — хрипло дыша, отозвался данталли, — монстр — только ты.

— Удивительно наглое существо, — усмехнулся жрец, неспешно приподнимая руку для нового удара.

Женщина, до этого стоявшая молча, скривилась, словно почувствовала будущую боль своего друга на себе, и отчаянно воззвала к мучителю.

— Хватит! — воскликнула она. — Перестаньте! Оставьте его!

Рука жреца замерла в воздухе, взгляд переместился на пленницу. Русые волнистые волосы женщины неаккуратно разметались по ее красивому, едва тронутому возрастом лицу, и она мотнула головой, чтобы сбросить их.

Последователь Культа неспешно приблизился к узнице. Несколько секунд он не сводил с нее глаз. Женщина часто дышала, все ее тело было напряжено, готовое, несмотря на собственные увечья, намеренно скрытые дознавателями под одеждой, рвануться в бой, чтобы защитить монстра.

Бенедикт уже видел такое раньше. Видел подобный взгляд. Адла̀нна смотрела на него точно так же и точно так же просила остановиться. Бенедикт помнил это, словно все произошло только вчера, хотя минуло уже четырнадцать лет…

Ворнтон, Крон.

Двадцать шестой день Реуза, год 1464 с.д.п.

Бенедикт возвращался из мастерской поздно. В последние дни продажи цветочных корзин пошли в гору, и молодой человек направлялся к дому в приподнятом настроении.

«Когда-нибудь я заработаю столько, что мы построим новый дом, и у Ады никогда не будет больше хандры — она ни в чем не будет нуждаться! Я вырвусь из подмастерьев, открою свою лавку и сумею дать Аде все, чего она только пожелает…»

Бенедикт знал, что нынешнее воодушевление прибавляет его мыслям толику громкого юношеского звучания, но, несмотря на то, насколько возвышенными и идиллическими казались эти раздумья, они не переставали быть его сокровенными мечтами и фактическими планами на будущее. Все, чем молодой человек жил со дня своей женитьбы, было связано с тем, чтобы сделать счастливой супругу. Каждый раз в минуты собственной хандры он вспоминал ее прекрасную загадочную полуулыбку, представлял себе ее милое, усеянное веснушками лицо и пышные рыжие волосы.

Бенедикт был счастлив, когда Адланна приняла его предложение руки и сердца. С ней, несмотря на ее тихий кроткий нрав и частую мрачную неразговорчивость он чувствовал себя самым счастливым человеком на Арреде…

Адланна столкнулась с мужем в дверях хижины, выронив плотно набитую заплечную сумку.

— Бенедикт! — испуганно воскликнула она.

Молодой человек и сам вздрогнул от неожиданности, но быстро взял себя в руки.

— Ох! Прости, что напугал, милая, я… — он осекся на полуслове, переведя взгляд с жены на упавшую сумку. — А куда ты собралась? Уже стемнело. И почему у тебя столько вещей с собой?

Взгляд девушки боязливо забегал из стороны в сторону, словно в поисках защиты. Руки ее немного подрагивали.

Бенедикт потянулся к супруге, чтобы обнять ее и утешить. Что бы ни вызвало ее беспокойство, он был готов пообещать, что все исправит любой ценой, но Адланна неожиданно резко отстранилась от мужа, прижав руки к груди, будто боялась его прикосновения.

— Я ухожу, Бенедикт, — произнесла она. Голос едва заметно дрожал. Молодой человек непонимающе качнул головой.

— Постой, куда уходишь? И когда вернешься? На дворе ночь…

— Ты не понял, я ухожу навсегда! — выпалила Адланна, почти сорвавшись на крик. В ту же секунду звенящая тишина заполнила все вокруг, а время, казалось, остановилось.

Бенедикту почудилось, что кто-то с силой ударил его по лицу, земля будто начала уходить из-под ног. Несколько секунд он, часто мигая, стоял, уставившись на супругу, не в силах вымолвить ни слова. Заговорила она, не сумев вынести этого молчания:

— Я люблю другого человека, Бенедикт. Ты прекрасный… добрый мужчина. Но я никогда не любила тебя, — девушка покачала головой и отвела глаза, не в силах выдерживать прямой взгляд супруга. — Я надеялась, что со временем смогу стерпеться с тобой, и в какой-то момент мне даже показалось, что это начало получаться, но я ошиблась. Пожалуйста, прости. И… прошу, найди свое счастье с той, что достойна тебя.

Адланна кивнула и в явной спешке, не желая продолжать разговор, попыталась оттеснить мужа с дороги, бегло прихватив сумку. Ее первый шаг словно снова запустил ход времени. Бенедикт впервые в жизни ощутил, как внутри него всколыхнулся густой ил непреодолимой злобы. Кто-то вскружил голову его любимой, обманул ее, манипулировал ею. Адланна ведь говорила о своих чувствах перед богами во время церемонии бракосочетания, она не могла лгать!

Не помня себя, Бенедикт резко ухватил жену за предплечье и с силой дернул на себя.

— Ада, стой! Ты не смеешь уйти вот так!..

— Пусти! — испуганно выдохнула девушка.