Людмила Ример - Ветер с Юга. Книга 1. Часть вторая

В тот же вечер «сияние» в плетёной сеточке заняло своё место под кроватью Рубелия, а Мирцея начала новый отсчёт.

Очередной проситель был отпущен слабым взмахом руки Повелителя, а его место заняла не в меру бойкая вдова торговца рыбой, сыновья которого от первого брака требовали у мачехи свою долю имущества. Её визгливый голос вкручивался в мозг и ёрзал там, как тупая пила, заставляя морщиться всех находившихся в Зале.

Оба сына, здоровых увальня с сонными лицами, явившихся в качестве истцов, что-то невнятно бубнили, постоянно перебиваемые мачехой, и от их совместной какофонии у Мирцеи сразу же разболелась голова. Она взглянула на мужа. Пятна на его лице проступили ярче, пот уже просто струился по щекам, собираясь в углах рта и стекая на воротник.

«А пусть-ка он сам займётся судьбой Эльмы. И её… смерть будет только на его совести! О, Боги, Боги! Совесть… откуда она у него? Корстаки никогда с ней не были даже знакомы…» Мирцее доложили, что Повелитель отдал распоряжение смотрителю тюрьмы перевести Эльму в одну из камер нижнего этажа. Оставалось только дождаться хорошего прилива, которые в это время года, как назло, не отличались особой высотой.

«Ничего, подожду! Надеюсь, у муженька хватило ума приказать перекрыть все дороги в Солонию? И запретить на время кораблям отплывать в Ундарак… А когда всё свершится… нужно будет представить народу приличную версию её гибели… И с сочувствующими лицами принять посланников Юнария… Что ж, придется свалить всю вину на безвременно покинувшего этот мир Рубелия Первого…»

Окончательно измотанный посетителями, тот вдруг резко встал, давая понять, что приём окончен, и, шатаясь, вышел из Залы. За ним потянулись министры, тихонько перешёптываясь. Вскоре Мирцея осталась одна.

Встав с кресла, она с удовольствием потянулась и, бросив взгляд на своё отражение в огромном зеркале, прошла в открытую дверь. Ещё до заседания она узнала хорошую новость – Пальмина, белокожая танцовщица, подаренная Рубелию своим братом, внезапно сильно заболела. И как утверждал помощник Лабуса, её болезнь весьма напоминала страдания несчастной Гульмиры. Надо же, какая странная зараза нападает на этих девок из Антубии!

Все ещё улыбаясь, Мирцея быстро дошла да своих покоев, по дороге решив, что завтра непременно навестит шлюшку, чтобы своими глазами увидеть, что Бисар не врёт.

«Что я сделала не так?»

Серый мышонок забрался на стол и, косясь на Эльму чёрными бусинками глаз, засеменил к куску хлеба, оставшемуся нетронутым. Добравшись до еды, он ещё раз покосился на неподвижную фигуру и весело захрустел.

«Что же я сделала не так?» Мысль настойчиво сверлила мозг днём и ночью, не давая покоя. Снова и снова Эльма прокручивала в голове каждую минуту того дня и каждое сказанное ею слово, стараясь понять, где же она совершила ошибку.

И каждый раз понимала, что никакой ошибки не было. По всем законам Нумерии она, Эльма Гинратус, была права! И любого из представленных ею доказательств с лихвой хватило бы, чтобы признать законным любого наследника в любом из ланов. Если бы только эти законы потрудились исполнить…

Какой же наивной дурой надо быть! Ведь она свято верила, что стоит ей появиться со своими притязаниями, как все эти обличенные властью господа тут же кинутся признавать право на трон за тем, за кем оно и должно быть признано, – за её мальчиком.

Эльма вздохнула, заставив мышонка испуганно притихнуть. Смешно дёрнув носом, он уставился на женщину. Но та больше не шевелилась, поглощённая своими невесёлыми мыслями.

Юнарий не хотел отпускать её, пытаясь убедить, что любая попытка заявить его права на трон неминуемо потерпит крах. Но Эльма ничего не желала слушать – слишком долго она ждала этой минуты. И сын в конце концов сдался. Единственное, на чём он настоял: Эльма поедет на церемонию в сопровождении Суана Дейлопа, друга и главного советника Юнария, который в этом путешествии будет исполнять роль её охранника.

Море в это время года бывало крайне неспокойным, и госпожа Эльма в сопровождении Дейлопа и шести слуг весьма суровой наружности отправилась через Митракию. Уже стоя у повозки и с любовью глядя в хмурое лицо сына, она провела ладонью по его щеке и, пригнув его голову так, что её губы почти коснулись его уха, тихонько прошептала:

– Всё будет хорошо, мой милый! Я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы ты занял то место, которое всегда было предназначено тебе. Верь мне, сынок. Я не говорила тебе раньше, но главное доказательство того, что ты – сын Палия, лежит в моей комнате, в шкатулке. В твоей любимой, помнишь её? С дельфинами и рыбками… поверни морскую звезду, чтобы её самый длинный луч смотрел на замочную скважину…

Юнарий удивлённо взглянул на мать, потом наклонился и поцеловал её тонкие холодные пальцы. И долго ещё стоял, провожая взглядом удаляющуюся повозку.

Как она только могла подумать, что эти самодовольные, насквозь лживые господа захотят что-то поменять в своей устоявшейся сытой жизни? Пусть даже её Юнарий несравнимо умней и порядочней этого пропойцы и тупицы Рубелия…

Или… именно поэтому? Конечно же эти напыщенные и разряженные, как стая павлинов, министры просто испугались, что её любимый сын будет справедливым Повелителем и заставит их всех жить по их же законам. И наведёт порядок в прогнившем насквозь, погибающем государстве…

Боги, Боги, о чём это она? Какое ей дело до этого государства, которое кому-то надо спасать? Она сама сейчас оказалась в такой ситуации, что спасать нужно её. Как был прав Юнарий, отправив вместе с ней Дейлопа. Тот наверняка уже добрался до Ундарака, а значит, её освобождение – дело если не ближайших часов, то дней.

Эльма встала и прошлась по комнате. Пять шагов от стены до двери, пять шагов обратно… Холодно… Она уже потеряла счёт часам, которые провела здесь, в сырой камере нижнего этажа Саркела, куда лучи солнца не могли пробиться сквозь толщу камня. Единственным светом, разгоняющим по углам дрожащие тени, был слабый огонёк масляной лампы, стоящей на грубом деревянном столе.

Первые несколько дней её держали в одной из комнат на верхнем уровне, где дневной свет оставлял тусклый след под самым потолком, а свежий воздух умудрялся проникать внутрь через крошечное зарешеченное оконце. Каждый день она в сопровождении молчаливого стражника приходила в Зал правосудия, где Аврус Гентоп с двумя помощниками задавали ей одни и те же вопросы о её связи с Палием, рождении сына и его дальнейшей жизни. И каждый раз она вновь и вновь рассказывала им одно и то же, слово в слово.

Угрюмый писарь изо дня в день записывал её ответы в толстую чёрную книгу, водя по листам тонко заточенным пером. На пятый день, видя откровенную скуку на бледном лице Гентопа, вместо ответа на его очередной вопрос Эльма вдруг спросила: