Ариса Вайа - Лепрозорий (СИ)

Подул ветер, и Кирана прильнула к крылу Люциферы, прячась от него. И вдруг подняла голову.

- А ведь у нас были мечты, - грустно прошептала, вытягивая ноги. – Я помню, как мы с тобой держались за руки через решетку и клялись, что выживем и никогда друг друга не бросим, - хмыкнула и, подняв руку, погладила статую по перьям. – И мы мечтали о крыльях. Орали от боли, расчесывали места уколов в кровь, грызли руки, рвали волосы на голове и бесконечно рыдали. А нам все твердили – мечтайте о небе! Мечтайте о крыльях! И мы покорно мечтали. Страдали, умирали. Скажи, Хильда, почему? Почему наши мечты разбились, а ее – стали реальностью?

Песок тихо шуршал и играл лиловыми бликами на щеках Кираны, будто гладил, успокаивая.

- Просто мы – никто. Я – пустое место, всего лишь Охотница и Магистр Имагинем Деи. А ты – песок в часах, - ухмыльнулась Кирана и постучала ногтем по стеклу. – И мы с тобой вдвоем в ногах у Люциферы. А она укрывает нас крыльями – не от ветра, не от божьей немилости, не от смерти. Она прячет нас от света, от солнечного тепла. И снова – эти чертовы, чертовы крылья.

Охотница запрокинула голову и разрыдалась. Горячие слезы потекли по щекам и шее и утонули в оленьем меху.

- Будь ты проклята, Люцифера, - плача, шептала Кирана. – Будь ты проклята!

Все наперед дела для нас предначертали,

Смешав добро и зло в узорах на Скрижали.

Что предначертано, то и вручают нам.

Нелепы хлопоты, бессмысленны печали.

Родной край неприветливо дохнул в лицо Люцифере осенними листьями, растрепал волосы и иссушил губы. Кладбище столицы округа Быков обволокло холодным мертвым светом. Люция пальцем перевернула одни из часов, и песок зашуршал, вспыхнув ярче. Задрала голову, всматриваясь в точеный профиль и громадные крылья статуи. Точно так же, как она, сложила руками птицу и ухмыльнулась. Забавно вышло – сама придумала этот знак, а теперь ее же с ним изображают.

- Лицемеры, - пробормотала она и, проведя рукой, перевернула весь ряд часов. Снова подняла голову и проследила за взглядом статуи – он был обращен не к небу, а к замку вассала императрицы. – Тц! – бросила Люцифера и, подхватив поудобнее бочонок с маслом для ламп, двинулась в сторону замка. Масляная дорожка поползла следом.

При виде статуи, точной копии себя в прошлом, Люция снова почувствовала разочарование. Его горький привкус напоминал о глупых мечтах и чаяниях. А еще о том, о чем она и подумать не могла, когда жила во дворце Мерура. Из ее окна было видно кладбище, и скажи тогда хоть одна паучиха-провидица, что ее статуя будет крыльями подпирать тяжелое небо над городом, она бы ни за что не поверила.

За кладбищем угадывался район слуг – ветхие землянки, даже скорее норы, и домики на деревьях. Сколько она помнила, пауков не пускали ближе к замку. Знаменитые ткачихи были в других городах, а здесь – лишь кукольники.

А справа сиял огнями масляных ламп город, угадывались широкие кварталы лошадей, домишки коз, кучкующиеся между ними, госпиталь. Черной дорожкой по улицам змеилась смерть разбитыми лампами, и шлейф вел до самого кладбища.

Впереди оставалась лишь стена, ограждавшая самый центр, обитель быков, и Люция взглядом искала старую брешь. Она часто убегала, когда не спалось, мчалась через кладбище и садилась под крылья императору Фениксу, сладко засыпая сразу, как только голова касалась мраморной плиты под его ногами.

Деревянная дверца была на месте, все так же держалась на одной петле. Вот только было две проблемы – просто сдвинув ее, как раньше, Люция не смогла бы пробраться за стены; к тому же за ней простуженно кашлял бык, верно несущий службу.

Люцифера поставила протекающую бочку с маслом у стены и сняла с пояса нож. Неторопливо просунула пальцы в широкий просвет между дверью и проемом, и остановилась. Раньше ей бы хватило сил вырвать любую дверь с петель, но за годы все стало хуже, и весь мир как будто в пять раз потяжелел. Даже мясо, которое она ела в огромных количествах, ни на йоту не приблизило к былой форме. Смешно, она двух оленей на спине смогла пронести только пару десятков километров, а потом валилась без сознания.

С другой стороны, крылья же хватило сил донести, еще пегас этот, олени. А тут всего лишь дверь. И, упершись ногой, Люция дернула ту на себя. Железный засов вырвало с креплениями из дерева, и он повис на перекладине. Страж обернулся, но Люция всадила ему нож под ребра, приняв тело на плечо, подхватила выпавшую алебарду. Поддержала, провернула клинок и вытащила, распоров брюхо. Торопливо огляделась, но никого больше не было.

Глянула на стража – лицо его исказила гримаса удивления. Люция хмыкнула и, подняв быка на руки, отнесла в угол, где аккуратно усадила, облокотив о стену и вернув оружие.

Вернулась за бочонком и, еще раз оглядевшись, приставила дверь на место, будто так и было.

- Дом, милый дом, - задумчиво протянула, проходя по старой дороге ко входу.

Она ожидала, что сад станет похожим на кущеря, зарастет или будет сожран сорняком, но ее встретили маленькие розы и отцветшая лаванда. Каменная скамейка под пологом девичьего винограда была теплой на ощупь, словно совсем недавно на ней кто-то сидел. Люция насторожилась и, присев, прислушалась к звукам. Но кроме шорохов ветра, игравшего осенними листьями, ничего слышно не было.

Подумав, Люция решила, что на скамейке отдыхал страж, и успокоилась. Одна из дорожек сада вела вдоль стены к главным воротам, а маленькая, мощеная грубыми камешками, - в заброшенное крыло. Прижав полупустой бочонок подмышкой, Люция направилась туда.

Новая дверь оказалась даже податливее, чем у стены – не заперта. Но за ней была одна лишь темнота – занавешены окна, убраны лампы. В нос ударил запах застарелой пыли и уже непривычный, но не выветрившийся - скотины. Люция помнила дорогу наизусть и, мельча шаг, последовала, как и когда-то очень давно, в свою комнату.

Половица скрипнула там же, где и всегда – Люция свернула и зашагала по деревянной лестнице, цепляясь за такие низкие теперь перила. Поднялась на третий этаж и остановилась, вспоминая. Прислушалась. Тишину нарушал только едва различимый плеск масла из бочки. Люция свернула и дошла до конца коридора, дернула ручку – не заперто.

Спертый влажный воздух дохнул в лицо, застыв испариной на висах. Люция поставила бочку и широкими шагами дошла до окна, распахнула шторы. Теплый свет лиловой луны полоснул по вымытому полу и чистому ковру, зацепился за зеленый полог кровати, взбитые подушки и шарнирную крылатую куклу. Люция взяла ту за горло и опустила в руке, вспоминать не хотелось.

У шкафа была картина в ее рост, и Люция двинулась к ней. Портрет был прислонен к стене, и на полу под ним стояли в широких вазах свежие орхидеи, цветы округа Змей. Казалось, что девочка в зеленом платье, изображенная на картине, гуляет посреди поля цветов и изучающе смотрит на зрителя. Люцифера коснулась пальцами щеки нарисованной девчушки и отдернула руку, будто обжегшись. Вытянутое лицо и чуть раскосые глаза выдавали в девочке жеребенка. Грива каштановых волос была откинута за плечи, пышная челка заколота набок. Изумрудно-зеленое платье пышной юбкой прятало крупноватые лошадиные ноги, легкая вуаль скрывала не по-женски широкую спину. Девочка улыбалась, будто кокетничая с художником, и крепко держала за руку мужчину в алом. Он был грузен, но богато одет. Бычьи рога украшал вырезанный орнамент, а шею – тяжелая цепь с крыльями – символом вверяемой власти.