Ник Лаев - В поисках красного

«Да, так было до меня и будет после», — думал Торберт Лип, вглядываясь в темные провалы улиц, где изредка сверкал фонарь ночного сторожа. Тридцать восемь моих предшественников, и если позволит Триединые, не меньшее число преемников будут сидеть здесь, не давая развалится империи, оберегая ее как от врагов внешних, так и внутренних. Холодало. Канцлер закрыл тяжелый свинцовый ставень, состоящий из мутных стеклянных кругов, подошел к камину и разжег его. Рука машинально теребила тяжелую золотую цепь с тяжелым кулоном на конце. «Надо отучить себя от этой привычки», — в который раз мелькнуло в голове и Торберт Лип направился к стоящему рядом с окном креслу. День выдался тяжелый, и накопившаяся усталость давала о себе знать.

Много привычек, быстрая утомляемость и вечером пронзительная боль в пояснице — старость подкрадывалась незаметно, но неотвратимо. Конечно, он далеко еще не развалина. Но бремя государственных забот все сильнее сказывалось на его теле. Уже много лет назад заброшены ежедневные тренировки, а сидячая жизнь превратила когда то могучие мускулы в дряблый кисель. Поединки на мечах давно сменились шахматными дуэлями. Однако посидеть в любимом кресле и подумать над очередной партией он еще успеет. Канцлер подошел к огромному поясному зеркалу в серебряной раме и начал перебирать в уме события прошедшего дня.

Прием послов эрулов занял целое утро, потом состоялся сложный разговор с императором. Очень сложный поправил он сам себя. Его Величие Водилик X — это недоразумение на троне всем обязанное ему и только ему, ни как не желает понять всю опасность положения, в котором оказалась Торния. Кровь Старшего проявлялась в императорах по разному. И, кажется, в нынешнем она совсем не чувствуется.

Человек горько усмехнулся. И тут же скривился от нахлынувшей боли. Виски привычно заломило. В последнее время он плохо спал. Сны были неприятные и тревожные, оставлявшие липкие ощущения надвигавшейся и неизбежной беды. Торберт Лип машинально провел ладонью по лбу.

«Нужно обратиться к целителю». Впрочем, понятно, что дело вовсе не в снах, не в постоянной усталости и даже не в надвигающейся старости. Болит не голова, а сердце, душа. Все рушилось прямо на глазах. Перед Торнией маячил призрак войны, той самой, что могла окончательно погубить тяжеловесное и изрядно подгнившее тело тысячелетней Империи.

— Все-таки она начнется, — тихо прошептал Торберт Лип, вглядываясь в пляшушие по стенам тени. — Внезапно нахлынуло гнетущее и все нарастающее раздражение.

— Проклятье! Двадцать четыре года службы, службы верной и честной чтобы там не шептали за спиной. Несмотря на заговоры, интриги и происки недругов. А скольких пришлось ублажать, скольким довелось угождать, льстить и лгать. Канцлер громко и скверно выругался. Выругался теми словами, что покрывают друг друга уличные шлюхи или наемная солдатня. Однако легче не стало. В своем нынешнем состоянии империя не выдержит войны. Не просто не выдержит, а рассыпится, развалится как карточный домик. Рот открылся, что бы произнести очередное ругательство. В зеркале отразилось перекошенное лицо, налитые кровью глаза. «Так можно и удар получить», — промелькнуло в голове. — «Хватит, расклеился. Тряпка. Империя превыше всего». Слова государственной присяги, знакомые любому жителю Торнии, неожиданно успокоили.

— Мы еще поборемся, — зло бросил канцлер своему отражению. — Посмотрим кто кого.

В дверь тихо постучали.

— Заходи Миго, — произнес хозяин кабинета. — Ты как всегда вовремя дружище.

Вошедший — высокий худой человек выглядел полной противоположностью хозяина комнаты. Длинное лицо с жидкими, тронутыми сединой усами и острой бородкой, тонкие, бледные губы и неожиданно большие, на выкате глаза придавали Миго Гарено вид утонченный и аристократический. Впрочем, родословная Гарено, насколько было известно канцлеру, не блистала благородством. Однако это обстоятельство волновало мессира Липа меньше всего. Лет двадцать назад кто-то в случайной и пустой беседе упомянул в его присутствии имя молодого, но подающего надежды легиста. Канцлер уже не помнил ни содержание разговора, ни имени собеседника — это были малозначащие детали. Какое-то дело о наследстве, давняя тяжба, семейные склоки. Однако восторженный отзыв о блестящем юристе в память запал. Он вытащил Гарено из затхлой атмосферы провинциального захолустья, сделал своим советником и не прогадал. Третий сын мелкого судейского чиновника, оказался не просто хорошим законоведом, он был необыкновенно, поразительно талантлив. Его помощь в раскрытии заговора Смелых была бесценна, а собранные улики позволили обвинить, примерно наказать Магистра и всех членов Капитула. Суровый вердикт был встречен без воодушевления, однако голоса недовольных заглушил тяжкий груз представленных общественности доказательств вины. Торберт Лип до сих пор с восхищением вспоминал виртуозно подобранные Гарено показания свидетелей и признания обвиняемых. При этом мэтра Гарено совершенно не волновало то обстоятельство, что большая их часть выбита под пытками, а остальные сочинены в имперской канцелярии. Поразительная смесь беспринципности и профессионализма.

Пять лет назад канцлер повысил советника до должности начальника тайной полиции, и ни разу еще не пожалел о своем решении. Ежевечерний доклад мэтра Гарено стал для него уже почти психологической потребностью. Партия в шахматы и разговор по душам с человеком, который, как и он был предан не человеку, но империи всегда успокаивали мессира Липа.

— Ты сегодня задержался Миго. — Канцлер уже давно тыкал своей правой руке и даже однажды предложил и ему перейти на «ты», по крайне мере в приватных беседах. То давнее предложение Гарено вежливо отклонил, что, по мнению Торберта Липа, лишь свидетельствовало в его пользу.

— Дело не терпело отлагательств Ваша Светлость. — Гарено нервно прошелся по кабинету канцлера, сцепив за спиной руки и не желая замечать заранее придвинутый к шахматному столику второй стул. Обращение «Ваша Светлость» насторожило канцлера, так как единственную вольность, которую позволял себе Гарено, когда они оставались наедине, это обращаться к нему просто «мессир», без официального титулования.

— Сегодня мы нашли тайное святилище Падшего. В Табаре. — Привычно спокойный и деловой тон докладов начальника тайной полиции на этот раз ему отказал. Было заметно, что он не просто взволнован, а потрясен новостью.

— Где именно? — Лип уже понял, что на этот раз сыграть в шахматы не удастся.

— На пересечении улиц Ювелиров и Перчаточников. Большой угловой дом.

— Это в двадцати минутах ходьбы отсюда.