Анна Мичи - Шагни в Огонь. Искры (СИ)

– Ага, но я не уверен, что Облако его как-то этим попрекала. По его рассказам, она своя в доску, человек понимающий. Ну, может, поддразнила пару раз.

Ацу покивал: произошедшее между соучеником и его пассией более или менее прояснилось. Отсутствие денег не позволило Тардису отнимать время у Облака, ведь разговоры с посетителями являлись её работой.

– Ну если честно, я его не понимаю, – признался Тенки, уставившись в пространство.

Темноволосый элхе глянул на сокурсника.

– Если она согласна, так чего на ровном месте кочевряжиться? По мне, так он зря пыжился, пытаясь выглядеть настоящим мужиком, – нинъе по-прежнему задумчиво смотрел в сторону, словно размышлял о чём-то совершенно ином.

– Но это было бы неэтично, – возразил Ацу.

– Что? Она же не против? Ну так и пользовался бы.

– Тенки, ты морально неадекватен.

– Хочешь сказать «извращённое мышление», так и говори, – Тенки усмехнулся, развернулся в кресле, закидывая обе ноги на его широкий, обтянутый чёрной кожей подлокотник.

Отвечать Ацу не стал, ему пришло на ум другое.

– Скажи, – поднял он глаза на соученика, – о чём упоминал Виллемис на позапрошлой неделе?

– То есть? – Тенки отреагировал как ни в чём не бывало, но лёгкая пауза перед ответом заставила усомниться в его искренности.

– О летних каникулах. Мне показалось, или вы и впрямь разделяли в тот момент общую тайну?

– Ну ты и выражаешься, – нинъе снова растянул губы в быстрой призрачной улыбке и вдруг выпалил неожиданно сердито, словно задетый за живое: – Что этот придурок о себе думает, пытаясь заглянуть в чужие головы?!

Ацу смерил светловолосого долгим серьёзным взглядом. Кажется, на летних каникулах у многих из третьего старшего имели место быть небезынтересные события.

Собеседник, будто ощутив на себе этот пристальный взор, поёжился, и внезапно вернул зелёный взгляд на лицо элхе. Хитро ухмыльнулся:

– А у тебя как? Что было интересного?

Пришлось опустить глаза: повеяло в лицо влажной жарой Сорэнарэ, вспомнилась чернота за серыми в ночи перилами балкона, волнующее почему-то присутствие рядом. Тускло-оранжевый шёлк во тьме южной провинции.

– О! – Тенки насторожился, словно учуял добычу. – Ну-ка, ну-ка! Неужели и тебя не оставили своим крылом интересные происшествия?

– Нет такого выражения – «оставлять крылом», – запротестовал элхе, пытаясь согнать краску с загоревшихся щёк и уповая лишь на полумрак в комнате. – Можно сказать «не оставили милостью». Или «осенили крылом».

– Не сбиваемся с темы, – непреклонно заявил сокурсник. – Что такое было? Что же такое было, что ты пылаешь тут не хуже факела?

Сын Мурасе-Ито почувствовал себя в ловушке. Тенки не сводил с него сверкающих язвительностью глаз, нахально щерил зубы, ощущая себя хозяином положения. До невыносимости захотелось покинуть комнату под благовидным предлогом.

– Ну ладно, давай так, – собеседник вряд ли сжалился, скорее, придумал что-то новое. – Баш на баш.

– Прости, я не понял?

– Ты мне, я тебе. Можно даже так: я тебе, ты – мне.

Ацу наконец сообразил. Тенки сам хотел поделиться. Безумно мечтал рассказать кому-нибудь о случившемся летом – и, похоже, событие это, каким бы оно ни было, значило для соученика слишком много, чтобы держать в себе.

– Что-то случилось? – осторожно осведомился элхе.

Нинъе молчал, только мимоходом улыбнулся, а взгляд его застыл в одной точке.

– Слушай, ты, – наконец произнёс Тенки, – ты когда-нибудь с девчонкой... спал?

***

Сколько прошло времени, Ацу не знал: созданный плотными шторами сумрак сотворил в комнате особенное, вневременное пространство, и казалось, весь мир застыл, и ничего нет уже на свете, кроме этой комнаты, кроме него и Тенки, серьёзный голос которого до странности не подходил легкомысленному выражению лица.

– И что?

– Она вдруг... – Ацу помешкал, подходящие слова не находились, – вдруг сказала... «Поцелуй меня».

– И чего? – зелёные глаза собеседника горели чуть ли не в буквальном смысле. – Да не молчи ты!

Не выдержав любопытного взгляда, Ацу отвернулся. Как можно об этом рассказывать? Разве о таких вещах вообще рассказывают?

Однако не ответить Тенки после его признания о девушке из таверны Ацу не мог: это тоже было делом чести. Око за око, откровенность за откровенность – всем известное правило; оставить произошедшее с ним в секрете элхе посчитал некрасивым. К тому же Тенки повествовал легко, чётко, быстро, словно ничуть не стеснялся, с явным удовольствием отвечал на редкие вопросы, скалил зубы – и неизбежное смущение от разговора на такую деликатную тему смылось, ушло.

Только ушло не окончательно. Когда настала его, Ацу, очередь, фразы попросту не начинались. С грехом пополам он всё же выговорил Ллиины слова, произнесённые на балконе, те самые, что потом пару раз ему даже снились. Но Тенки было этого мало, в его вопросах слышался жадный интерес.

– И чего? – поторопил нинъе. И, гипнотизируя обращённый к нему профиль сокурсника, наконец-то догадался: – Сбежал?

– Не сбежал, а... – Ацу поморщился, пытаясь отыскать нужное выражение, – появились другие дела.

– Ага-ага, – поддакнул Тенки. И снова поинтересовался, не теряя энтузиазма: – А почему не поцеловал?

– Она моя кузина! – гневно запротестовал Ацу.

– Не понял, так вы ж всё равно потом поженитесь?!

Ацу снова не нашёлся, замолчал, стараясь не глядеть в беззастенчивые глаза соученика. Но Тенки не пожелал войти в положение, подстегнул красноречивым:

– Ну?

Поцеловать Ллию? Поцеловать Ллию, выполнить её просьбу, приобнять за обнажённые плечи, ощутить под ладонями мягкий шёлк платья и жар тела, склониться к губам... А потом они всё равно станут супругами, соединят свои судьбы перед Огнём. Поцеловать – и без слов, без лишних разговоров их жизни свяжутся в одну.

Невозможно.

Нет. Просто-напросто невозможно.

Ацу покачал головой, отвечая то ли Тенки, то ли самому себе.

Нинъе молчал, лица его Ацу не видел – должно быть, улыбается себе, как обычно, губы растянуты в хитровато-язвительной ухмылочке.

С соседнего кресла донёсся шорох. Элхе глянул и обнаружил неверность своих подозрений: Тенки вовсе не смеялся, а съехал вниз по спинке кресла, скорчился, поставленные на ручку ноги задрались выше головы. И как он ухитряется оставаться в подобной позе?

– Мне иногда кажется, – вымолвил элхе, вспомнив совсем об ином, – мать не чужда мысли о моём браке с кем-то сторонним, не из рода Ито.

– М? – Тенки повернул к нему голову.

– Но отец никогда на это не пойдёт, – докончил элхе.

– Ну у вас и порядки, – лениво отозвался сокурсник.

– У вас не так? – Ацу плохо знал обычаи нинъе.

– У нас? – Тенки снова усмехнулся. – У нас можно и замуж не выходя ребёнка заиметь.