Мара Полынь - Плачущий король

— До рассвета три часа. Я спать.

Третий сел и тоже прислушался к спящему лесу. Потом кивнул. Настала очередь Четвёртого кутаться в спальник. И благословенная тьма опустилась, стирая мысли и чувства.

Страж проснулся оттого, что что-то упало рядом. Ещё толком не сообразив, что происходит, он уже оказался на ногах, сжимая в руке меч. Рядом никого, кроме Третьего, не было. Тот демонстративно отодвинулся немного дальше. Четвёртый посмотрел себе под ноги. Дохлая мышь. Похоже, сова, которую он видел ночью, обронила. Он медленно выдохнул и спрятал меч обратно в ножны. Сел. Достал из седельной сумки кусок хлеба и флягу с водой.

— Доброе утро, — он посмотрел на напарника. — Как дорога? Оживлённое движение?

— Под утро почти все устали, — отозвался Третий. — Думаю, когда поменяем лошадей, можно будет уже ехать открыто. Я чую дым, думаю, постоялый двор недалеко. Может, удастся присоединиться к какому-нибудь обозу.

Позавтракав и отпустив лошадей, они двинулись вперёд. До постоялого двора по зарослям пришлось продираться больше часа. Вместо древа перед ними оказалась довольно большая каменная постройка привычного для этих мест вида. Необычен был разве что огромный загон, похожий на волнующееся белое озеро. Озеро блеяло, звенело колокольчиками и время от времени разражалось лаем. Может, именно из-за этого Стражу пригрезились родные края?

— Скажи, — он в задумчивости повернулся к Третьему. — Ты когда-нибудь пас овец?

— Овец? — Третий недоверчиво смотрел на отару.

— Скорее всего, им пригодились бы лишние руки, а чабаны — мне кажется, лучше прикрытия не придумать. Это даже лучше, чем обоз.

Третий медленно склонил голову, размышляя. В целом это можно было считать согласием.

Путь домой прошёл без приключений. Воины погибших князей всё ещё пытались найти убийц, но с каждым днём поисковых отрядов встречалось всё меньше и меньше, а к моменту, когда отара повернула на юг, а стражи продолжили свой путь к Роще, они и вовсе исчезли. «Не дорожили они своими князьями, раз так быстро сдались», — горько подумал Страж. И вот вокруг уже высились древа ставшего родным леса. Был поздний вечер, и они решили заночевать где-нибудь по дороге — до Гнезда было ещё не меньше шести часов пути.

В общем зале таверны, по традиции располагавшемся у самых корней, было шумно: давали представление странствующие музыканты, множество народу собралось посмотреть. С трудом выбив два места под самой стенкой, откуда невозможно было увидеть сцену, стражи сели ужинать. Несмотря на поздний час, между столами носилась детвора, и количество домохозяек среди посетителей вызывало удивление.

— Что, кто-то знаменитый? — поинтересовался Четвёртый у соседа справа.

— А то, — кивнул сосед. — Бабам нравится. Жена плешь проела, так хотела пойти.

Четвёртый согласно хмыкнул. На его вкус, менестрели пели, конечно, неплохо, но не то чтобы великолепно. Вино лилось рекой, и оба стража уже порядком захмелели — непозволительное поведение во время стражи, но сейчас они единодушно решили, что можно расслабиться и немного отдохнуть, — когда до слуха Четвёртого донёсся обрывок разговора за соседним столом. Точнее, одно слово: «ведьма».

Благодушное настроение как рукой сняло. Страж подобрался, но ничего больше расслышать не удалось. Может, они просто обсуждали своих женщин. Да, скорее всего, так и было: кому из ремесленников и крестьян есть дело до Ведьмы? Но настроение было безвозвратно испорчено. Посидев ещё немного, Четвёртый сослался на усталость и ушёл спать.

Девушка с серебряными волосами стояла на краю обрыва. Внизу бушевало море, ревело, разбиваясь о скалы. Ветер развевал платье, и ему почему-то казалось, что ещё чуть-чуть, и она взлетит в небо, как чайка.

— Лахли, — позвал он, и девушка обернулась. — Я так соскучился.

— Я тоже, — Лахли улыбнулась, но тут же погрустнела. — Ты изменился, — её голос звучал подобно колокольчикам, но когда она говорила, ему казалось, что сотня тигров терзает его душу.

— Разве это плохо?

— Да, — она кивнула. — Твоя душа горит чёрным пламенем, и в ней не осталось места любви и состраданию.

— Месть — всё, что мне осталось, — он чувствовал, как слёзы бегут по щекам. Казалось, с их помощью он сможет избавиться от горечи, что наполняла его до краёв.

— Ты не должен уподобляться бешеному зверю, — Лахли скорбно покачала головой. — Ты должен жить. Сейчас же, ослеплённый, ты катишься во тьму.

Он молчал. На самом деле ему было безразлично, куда он там катится. Он уже был во тьме. Всё, ради чего он жил, исчезло. Погибло. Когда месть свершится до конца, то и ему незачем будет задерживаться в этом мире.

— Это неправильно. — Она опять покачала головой. — Оглянись вокруг. Тебя ждут.

Лахли сделала шаг назад. Туда, где заканчивается скала, а внизу волны складывают пенные узоры вокруг чёрных блестящих камней.

— Нет!!! — он бросился к ней, силясь остановить, поймать. Но рука схватила лишь пустоту.

В комнате было темно и душно. Дышать было тяжело, и сердце бешено колотилось. Страж с трудом разжал кулак и опустил руку. Какое-то время лежал, вслушиваясь в ночь. Кажется, больше никто не проснулся от его крика. По крайней мере, никто не бежал, не барабанил в дверь. Интересно, где Третий? Он ещё внизу, развлекается? Страж медленно сел. Провёл рукой по лицу, проверил постель. Подушка была мокрой. Перевернул её и лёг обратно. Удастся ли ещё поспать сегодня? Тихо дышало древо: поскрипывало ветвями, шепталось сквозняками в коридорах. Издалека доносился гул голосов. Похоже, он проспал совсем немного, и менестрели ещё не закончили выступление.

Страж не верил в богов и духов, по крайней мере в то, что они действительно вмешиваются в жизнь смертных. Но Лахли, его возлюбленная, его невеста, уже дважды являлась перед ним: сначала в облике маленькой девочки, какой он помнил её из детства, и теперь — такой, какая провожала его в тот, последний раз. Это память играет с ним в шарады или действительно мёртвые научились говорить с живыми?

Гнездо встретило их оживлением: Седьмой и Пятый вернулись, так что роли виконта и баронета были уже заняты. Шестая никуда не отлучалась всё это время, и теперь пятеро стражей отдыхали, наслаждаясь компанией друг друга. Четвёртому досталась роль баннерета Мидлини, Третий же в этот раз был сыном-бастардом герцога Силиридити.

Под мерные разговоры Четвёртый начал клевать носом: нормально заснуть прошлой ночью он больше так и не смог, а о серьёзных делах ведь стражи всё равно говорить не будут. По крайней мере, до глубокой ночи точно, пока не уверятся, что рядом нет лишних ушей.

— …уже третий день, говорят, — рассказывал что-то тем временем баронет Сананси. Четвёртый нахмурился, пытаясь понять, что же вырвало его из дрёмы.