Робинзон - Под покровом тайны

Я ожидала всего, что угодно, но не такого вопроса и сразу засмеялась. Потом, продолжая смеяться, рухнула на кровать и начала болтать ногами.

Папино лицо разгладилось, видимо этот смех, объяснил нелепость таких подозрений.

— Ну, прости, дочка, просто по тебе было заметно, что стараешься что-то скрыть, а кроме этого, мне ничего не пришло в голову, — начал он оправдываться.

Я сочла этот момент вполне подходящим и достала самородок.

— Пап, я вот о чем хотела поговорить, — сказала ему, протягивая увесистый слиток.

— Это золото? — спросил папа. Его лицо сразу стало серьезным.

Я пожала плечами.

— Не знаю, папа, случайно нашла в лесу. А где мне было его проверять? Но если по весу судить, так, наверняка, золото.

— Ну, и что ты предлагаешь? — спросил он, — ты нашла, тебе и решать.

Я затараторила:

— Мне кажется, его надо продать, может он тысячи три стоит, ты же хотел мотоцикл купить, мама ковер, ну, и бабушке надо помочь.

— А тебе, ничего не нужно? — вновь спросил отец.

Я замялась.

— Хотелось бы купить платье красивое, часы, и еще хочу готовальню. Помнишь, я тебе показывала в ученическом магазине.

— Понятно, — задумчиво сказал папа, — надо же! Найти в лесу самородок, везет некоторым! Сдается мне, что здесь без Аглаи Никаноровны не обошлось.

Он открыл дверь и позвал маму.

— Варя иди сюда, пожалуйста, — надо нам важный вопрос обсудить.

Мама тоже уже готовилась ко сну и зашла в комнату с недовольным выражением лица.

— Ну, говорите, какие проблемы без меня не решаются, — буркнула она.

Папа молча показал ей на самородок.

— О господи! — тихо сказала мама и села на стул, — так и знала, что твоя поездка ничем хорошим не закончится, это ведь золото?

Папа подбросил самородок в воздух и сказал:

— Если это, действительно, золото, оно будет стоить тысяч пятьдесят минимум.

Я открыла рот от удивления.

Папа глянул на наши лица и усмехнулся.

— Я думаю, здесь немногим больше килограмма. Если сейчас грамм золота стоит от сорока до шестидесяти рублей, в среднем пятьдесят, вот и умножьте пятьдесят на тысячу грамм.

Мне ощутимо поплохело.

— Пятьдесят тысяч рублей даже представить нельзя эдакие деньги! На них можно целых пять Волг купить!

— Вот такие дела, — продолжил папа, — все очень серьезно, поэтому считаю, что надо оформить этот самородок, как клад. Пусть нам отдадут только четверть от его стоимости, зато будем спокойно жить.

— Конечно Лазарь, так и сделаем, — тут же согласилась с ним мама, — завтра же пойдем в милицию и сдадим золото. Не нужно нам неприятностей.

— Я, пожалуй, покажу самородок Бергману завтра, перед тем, как в милицию идти, — сказал папа, — пусть посмотрит, может это не золото вовсе. А что-нибудь типа медного колчедана. Вот веселья наделаем в милиции.

Мама нахмурилась.

— Не нравится мне твой Бергман, — сказала она, — вечно глазки бегают, и руки потные.

Папа засмеялся.

— Не знаю насчет глаз, а ювелир он замечательный, и опыт большой имеет. Сразу определит, что это за штука у нас в руках.

— Лазарь, не ходил бы ты к нему, пусть лучше в милиции посмеются. Не нравится мне твоя затея, — в ответ настойчиво сказала мама.

Я же переводила глаза с одного родителя на другого и не знала, что сказать. Этого Бергмана, про которого сейчас говорили, я не знала и не видела никогда.

— Может и правда, папа, — сказала я неуверенно, — пойдем сразу в милицию.

— Нет уж! — решительно заявил тот, — не хочу дураком выглядеть. Завтра с утра отпрошусь на пару часов, потом пойдем с тобой, сначала в ломбард к Бергману, а от него в милицию. А сейчас ложимся спать. Время позднее.

Засыпала я плохо. Посреди ночи проснулась, как что-то толкнуло. Сердце стучало, как сумасшедшее. Мне только, что приснилась растрепанная встревоженная бабуля, она грозила пальцем и кричала:

— Зачем взяла проклятое золото! Не будет в нем счастья! Спрячь его и никому не показывай! Одно горе горькое будешь горевать!

Я лежала в постели, плакала, ругала себя за глупый поступок. Но все же через какое-то время сон вновь меня сморил.

Солнечным утром, все уже не казалось таким страшным. Мы позавтракали втроем, помечтали о том, что купим на полученные деньги, мама ушла первая, а потом мы с папой отправились к нему на работу. Там он отпросился у директора на полдня, и мы пошли в сторону ломбарда.

Идти было недалеко. Ломбард у нас был в старом здании восемнадцатого века, в котором сейчас был городской архив, а с другой стороны в подвале и располагался ломбард.

Мы спустились вниз по широкой лестнице, и попали в небольшую комнатку с единственным окошком и стальной дверью в этой же стене. В комнатке не было ни души.

Папа сунул голову в окошко и крикнул:

— Мойша, привет! Смотрю, у тебя никакого перевыполнения плана в этом месяце не предвидится.

В окошке показалась голова в больших очках в роговой оправе.

— А Лазарь, привет! Это ты так шутить изволишь? — сказала голова и продолжила говорить на идише, который я не понимала.

Почти сразу стальная дверь загремела и открылась.

Мы с папой вошли в проем, и Бергман мгновенно закрыл за нами дверь на замок.

Невысокий лысый еврей явно обрадовался, что может поболтать со старым знакомым.

Он усадил меня за стол, налил стакан какао, рядом положил заварную булочку.

— Кушай детка, а мы с твоим папой пока поговорим, — погладив меня по плечу, предложил он.

Папа пристально посмотрел на него и сказал:

— Нет Мойша, пусть Лена тоже присутствует — это важно для нее.

Он вытащил из портфеля сверток, развернул его, и выложил на стол мою находку.

У папиного собеседника от изумления открылся рот.

Он неверящим тоном спросил:

— Лазарь, это то о чем я думаю?

Папа пожал плечами.

— За этим и пришли, удостовериться, — объяснил он.

Бергман дрожащей рукой снял с полки набор флакончиков и пипетку.

Он капнул пару капель жидкости на самородок, и, схватив лупу начал разглядывать это место.

Руки у него продолжали дрожать, а на лысине выступили крупные капли пота.

Закончив с осмотром, он положил самородок на странные весы.

Взвесив его, он повернулся к папе и сообщил:

— Ну, что тебе сказать, да это золото, правда, с небольшой примесью серебра.

Предлагаю его купить за девять тысяч рублей, и заметь, не спрашиваю, откуда оно у тебя.

Я молчала, но про себя думала:

— Ну, давай, папочка, соглашайся, пожалуйста, все равно нам больше никто не даст.

Девять тысяч казались мне сейчас невообразимо большой суммой.

Папа молча завернул самородок в тряпицу и сунул в портфель.

— Нет Мойша, спасибо за экспертизу, а золото мы сейчас с Леной в милицию сдадим. Сколько нам за него дадут, столько и хорошо.