Робинзон - Под покровом тайны

Печка на сухих дровах быстро раскочегарилась и громко загудела. Почти сразу от нее пошло приятное тепло.

Усевшись на лавку, я глядела на пляшущие огненные отсветы, бегающие по стенам, покрытым инеем, и пыталась понять, как жить дальше.

Слезы сами текли из глаз, я их даже не вытирала.

— Так тебе и надо, — мстительно думала я. — Сама во всем виновата. Не взяла бы золото, и ничего бы не случилось. А теперь; папу убили, меня ловят, только и остается жить в деревне у Тима, без газа и электричества и без телефона. Забыть про школу, работу. Назад не вернуться невозможно, кэгэбисты поймают, и будут опыты проводить

Слово телефон снова заставило вспомнить Сашу и то, как разговаривал по небольшой черной коробочке. Слезы потекли сильней, мне и хотелось туда вернуться, и в тоже время было страшно до ужаса.

— А, что мне могут сделать? — пришла неожиданная мысль в голову. — Ну, поймают, закроют в камеру… Я ведь все равно сбегу.

В это время на печке начал шуметь чайник. Я встала, чтобы достать заварку. В доме еще было также холодно, как и на улице. Из неплотно закрывающейся двери сильно задувало. Однако иней на потолке уже начал подтаивать..

— Да, уж, — подумала я. — Зимой здесь жить не будешь. Разве, что перекинуться в рысь, тогда печку не надо будет топить.

Заварив чай, уселась за стол и налила полную кружку. Отпивая горячую жидкость мелкими глотками, боялась признаться самой себе, что всеми силами откладываю срочный визит домой. Было страшно, обнаружить пустую квартиру, без мамы.

— Может, с бабушкой вначале поговорить? — малодушно, подумала я.

Однако решительно отбросила эту мысль и открыла портал в прихожую нашей квартиры. Сразу, на всякий случай, крикнула:

— Мамочка, это я. Мне надо с тобой серьезно поговорить!

Однако мне никто не ответил. Да и я сама чувствовала, что дома никого нет. Когда прошла дальше, сердце тоскливо сжалось, вокруг на полу валялись разбросанные вещи, ящики из комода были выдернуты. В одном из них лежала папина фотография. На ней он молодой, красивый, с белозубой улыбкой смотрел на меня.

Глухое рычание непроизвольно вырвалось из груди, выросшими когтями я полоснула по комоду, оставив на полированной поверхности, пять глубоких борозд. Дикая ярость красным туманом застила глаза.

Вроде бы я ничего не делала, а передо мной уже открылся портал в здание комитета.

Изумленный моим появлением дежурный схватился за кобуру, стараясь достать пистолет. Но моя реакция была намного быстрей. Одной рукой я схватила его за горло, а второй оторвала кобуру с пистолетом от ремня и откинула в сторону. Легко выдернув мужчину из-за стола, я продолжала держать его на весу, наблюдая, как его лицо медленно наливается синевой.

— Дура! Задушишь! — сообщил внезапно голос благоразумия. Я разжала когти, и дежурный упал на пол, держась обеими руками за шею.

— Где моя мама? — хрипло прорычала я, наклонившись над ним.

Мужчина с ужасом глядел на меня и молчал. — Говори! — с этими словами я легонько его встряхнула.

— У дознавателя, — прошептал он и потерял сознание.

Быстрым шагом я пошла по коридору, распахивая все двери подряд. На меня с удивлением, или с возмущением смотрели хозяева кабинетов.

Коротко сказав извинения, я шла дальше. Наконец, открыв знакомые двери, я увидела знакомое лицо. Михаил Андреевич Шевцов приветливо улыбнулся мне из-за стола.

— А вот, Варвара Степановна, и ваша дочка нашлась, — обратился он к сидевшей напротив него маме.

Та медленно повернулась ко мне, и я увидела ее заплаканное лицо.

Все мои тормоза мгновенно отказали. Я ринулась к ней. Отшвырнула в сторону, рванувшегося на перехват следователя и, схватив маму за руку, открыла портал к бабуле.

В это время та, встав на карачки, закладывала дрова в печку.

Вздрогнув от шума, она с грохотом рассыпала поленья.

С кряхтением, встав на ноги, она неодобрительно уставилась на меня.

— Так ведь и знала, — сказала бабуля и в сердцах начала матерно ругаться. — Ох, Варька, надо же тебе было такую невезуху выродить, — сообщила она маме. — Всю ведь жизню вам и себе поломала. Ну, Ленка, ежели бы знала о твоих художествах, всю бы задницу тебе исполосовала.

Мама, между тем, стояла, не говоря ни слова. Для нее мое внезапное появление и переход к бабушке стал полным шоком.

Видимо до бабули это дошло, потому, что она прекратила кричать, и повела, послушно зашагавшую за ней маму, к кровати. Уложила ее на перину, накрыла одеялом, после чего дала выпить настойки, остро пахнувшей валерьянкой. Затем положила руку на лоб.

Я почувствовала знакомый выплеск силы, и мама тут же заснула.

Бабушка встала и с грозным видом нависла надо мной.

— А теперь, давай правнучка, рассказывай, чего еще натворила, что мать пришлось с собой забирать. — сердито буркнула она.

Я быстро сообщила все, что произошло за сегодняшний короткий зимний день. Бабушка слушала меня, неодобрительно качая головой.

— Ну, и дуреха ты выросла, вроде девка взрослая, а ума совсем нет. Зачем ты к этим чекистам полезла. Ну, подержали бы они Варьку день или два, да отпустили.

А теперь все, дорогая, показала ты себя во всей красе. Нету вам теперь обратного ходу, да мне придется на старости лет в Заповедье переселяться. Тьфу на тебя кошка драная, безалаберная! — ругнулась она под конец и отвесила мне звонкий подзатыльник.

Я только сердито засопела, но ничего не сказала. А что можно было говорить? Виновата я кругом. От грустных мыслей на глазах снова начали появляться слезы. После того, как я всхлипнула, бабушка грозно сказала.

— Перестань реветь сейчас же. Лучше давай размыслим, что делать теперь будем. Я надеюсь, время у нас еще есть. Снег валил почти неделю, не переставая, дороги не чищены, так, что доберутся сюда к нам нескоро. Да и твой следователь понятия не имеет, куда вы с маткой подались. Хотя меня в первую очередь проверят, — вздохнула она.

Мы просидели с ней почти до часу ночи, обдумывая, как поступить. Электричество отключили в одиннадцать часов, поэтому пришлось раздуть самовар. Чаю мы выпили без меры и наговорились вдоволь. Но без мамы это все было несерьезно. Вряд ли она захочет перебраться вместе с нами в Заповедье. Так ни о чем не договорившись, мы легли спать.

Утром я проснулась от разговора. За перегородкой, на кухне тихо шептались бабушка с мамой.

Подслушивать мне не хотелось, поэтому я встала, надела войлочные чуни на босу ногу и пошлепала к ним.

На кухне горел свет, видимо было уже утро. Дизель в деревне включали в пять часов. Однако за окошком все еще оставалась непроглядная темень. И только лай собак напоминал, что за бревенчатыми стенами дома есть другая жизнь.

Бабушка сидела в сорочке, ее толстая коса была развита, седые волосы лежали тяжелым шлейфом на спине и плечах, в этот момент она сильней чем когда-либо напоминала бабу-ягу.