Ира Аллор - Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды

Тот наклонил голову, потом повернулся в сторону Манвэ.

— Благодарю тебя, брат, — без тени обычной иронии произнес он.

— Благодарю вас за присутствие и объявляю Круг завершенным. Все могут быть свободны.

Народ поспешно начал расходиться, по какому-то смутному предчувствию полагая лучшим покинуть Маханаксар, и поскорее.

Ульмо приблизился к престолу Манвэ. Тот спокойно посмотрел ему в глаза.

— Ты уверен? — проговорил Повелитель Вод.

— Как всегда, — ровно ответил Повелитель Ветров.

— Ну что же, если так… — Ульмо взглянул на Мелькора, стоящего рядом. — Я надеюсь и верю, что ты знаешь, что делаешь.

Манвэ кивнул. Помолчав, сказал:

— Если хочешь, приходи в Ильмарин — хоть сейчас Или лучше к вечеру. Побеседуем — хорошо?

— Обязательно приду. — Развернувшись плавным и сильным, как волна, движением, Ульмо направился в сторону моря.

Манвэ решительно встал. Пора было идти. Трудно сказать, что задумал Единый, а публика, спустившись с холма, не спешила расходиться, поглядывая в их с Вардой сторону и косясь на Мелькора.

Орлы уже с легким нетерпением переминались с лапы па лапу, и «ильмаринцы» направились к ним. Мелькор, сочтя это наконец-то уместным, распахнул свои крылья, чуть не задохнувшись от почти забытого чувства близкого полета. Ветер мягко коснулся их, и Вала понял, что сможет взлететь. Манвэ направился к своему орлу. Варда дотронулась до его руки:

— Как ты?

— Пока все хорошо. Но надо выбираться отсюда.

— Ты прав, все-таки как-то неспокойно. Если что, я рядом. — Она поцеловала его в висок, он пожал ей руку и вскочил на спину птицы.

Аллор подошел поближе.

— Можно мы тоже зайдем? — поинтересовался он. Манвэ кивнул, улыбнувшись краем губ:

— Заходите. До встречи в Ильмарпн.

Он погладил орла и вместе со своим ближайшим окружением, включающим сейчас и Мелькора с Гортхауэром, взмыл в воздух.

Внезапно ему показалось, что свет раскололся на острые слепящие лезвия, а солнце, сжавшись в огненную иглу, пронзило глаза, ослепив безумной болью. Словно серые стальные щупальца впились в тело, скрутив и смяв, как бумажную фигурку, и он полетел вниз, не в силах удержаться, безвольно соскользнув с орлиной спины…

«Тебя предупреждали…» — слова, прозвучавшие в голове, раскаленным клеймом выжигали остатки меркнущего сознания…

Хотя все и следили с неослабным вниманием за Владыкой, все произошло неожиданно — и страшно. Летевшие совсем рядом Варда и Мелькор успели заметить, как Манвэ каким-то ломким, беспомощным жестом поднес руку к глазам, по телу прошла судорога, и, бессильно откинувшись навзничь, он начал падать, бесшумно, как лист, сорвавшийся с ветки.

Орел, сделав крутой разворот, попытался поймать Владыку, остальные тоже ринулись к нему, пытаясь задержать падение. Мелькор резко бросился вниз, но успел лишь подставить крыло. Безвольное тело было почти невесомым, но удар оказался ощутим. Перед глазами заплясали колючие искорки, а голова противно закружилась. Собрав силы, он бросился к Манвэ, чье падение черное крыло смягчило лишь отчасти.

Варда и майар тоже уже соскочили со своих птиц, а со стороны холма бежали недомайар, Ульмо и Феантури с Тулкасом.

Повелитель Арды лежал, запрокинув голову. Корона, свалившаяся при падении, валялась неподалеку, разметавшиеся темно-золотые пряди наполовину скрыли бледное до прозрачности лицо с истончившимися чертами. Широко, чуть ли не на пол-лица распахнутые глаза казались черными из-за огромных зрачков, подобных провалам в пустоту.

Мелькор осторожно отвел волосы с лица Манвэ и положил ладонь на лоб, пытаясь дозваться…

Тот, кто был Повелителем Арды, смутно видел нечто, бывшее его обликом не одну эпоху, — тряпичная кукла, клочок мятого небесного шелка… Облик… Еще он был Повелителем Ветров, Создающим Музыку и Слагающим Песни… Кем он еще был? Безумная, пронзающая все тело боль, стиснувшая ледяными клещами виски, не давала сосредоточиться… Кем он был? Королем Мира, благословенным (кажется, его так и звали, какой бред!) вершителем Замысла… Строптивая память, не желающая распадаться окончательно в стальных тисках, хлестнула, как плетью: «…исполнителем!.. Инструментом…» — прошлое, выстроившись в цепочку ярких, пронзительных картин, вырвалось из ледяного безвременья и беззвучия, сознание боролось, не желая исчезать. Он вспомнил — поединок, пробуждение, Круг — это было, было только что… Снова оглушительная вспышка… И мягкий, сочувственный голос, прохладной водой омывающий воспаленно-бесслезные глаза и запекшиеся, словно обугленные, губы:

— Бедный мой мальчик… Тебе больно?

«Молчать, не отвечать ничего… Не забывать ничего…»

— Ну что же ты? — Теплое, искреннее недоумение….Абсолютная власть, зажатый в железном кулаке Валинор…

— Что ты делаешь? Зачем все это — прямо как маленький… Что с тобой — ты разучился различать добро и зло?

…Пустой взгляд Ауле с затаившимся на дне зрачков ужасом…

Не пошевелиться — холодные стальные прутья впиваются в грудь, пронзают насквозь, выскабливая — чуждое, недолжное.

— Ты же всегда понимал Меня… Ты же знаешь, что Мелькор принес в Арду зло; зачем ты выпустил его?

— Все было по правилам… — Каким неимоверным усилием дается каждое слово, словно колюче-раскаленным песком обжигая горло…

— Зря ты упорствуешь. Подумай о тех, кто с тобой… Страшные, яркие видения. Липкий, парализующий ужас — то, что осталось от него, корчилось, сжавшись в комок дрожащих нервов.

— Ты хочешь гибели Арды? Ну что же ты молчишь? Возлюбленный Мной более других — и теперь выступаешь против Меня? Разве Мой Замысел не прекрасен? Что случилось?

Боль почти отпустила, точнее, дошла до сверхвысокой, тонко вибрирующей ноты, свиваясь в клубы образов, мерцание вспышек цвета на грани чувствительности. Пошевелиться Вала по-прежнему не мог, скрученный удушливым туманом.

— Ну объясни же наконец, в чем дело?!

— Разговаривать — так? — Манвэ невольно усмехнулся.

— Ты сам виноват — не надо было дерзить. Почему ты перестал Меня слушаться? Ты не веришь Мне?

…Верить… Эонвэ, не верящий своему сотворившему уже две эпохи по меньшей мере, страх, жирными, клейкими клочьями сажи облепивший Блаженные земли, кровь на снегах Таникветиль, волна над Нуменором, провалы вместо глаз, летящий вниз золотой вихрь и взорвавшиеся кровавым болезненным смерчем алые капли мгновение спустя… Курумо, которому не придумать наказания хуже жизни…

Во что верить?

Кому верить?

Острые, тонкие лучи пронзили голову, нащупывая сгустки мыслей. Когда читают — тебя, это всегда так больно?.. Впрочем… что же, читай!

Безумная, бредовая мысль: вдруг — поймет? Они ведь понимали друг друга… Или и тогда это лишь казалось?