Роман Выговский - Игра без правил

На той стороне площади, в тылу всадников, стал собираться крупный отряд городской стражи, сотник размахивал мечем, спешно выстраивал их в ровный квадрат. Все укрыты круглыми щитами, в легких пластинчатых доспехах, между щитов выставили длинные копья, их верхушки угрожающе поблескивают.

Из окрестных домов к храмовой площади поспешно выбегали люди с оружием в руках, самые храбрые становились за линией щитов, в тылу закованных в доспехи воинов, остальные с интересом смотрели на битву у стен храма.

Всадники со страшным грохотом вломились в ряды защитников, грозно заблестел металл в увядающем свете луны, воздух заполнился криками воинов, громким ржанием лошадей. Мечи разили без промаха, звонко ударялась сталь о сталь, строй защитников дрогнул.

Землю кровавым ковром укрыли могучие тела в доспехах из вороненой стали. Но и всадники падали из седел, тяжелые клейморы защитников проминали шлемы как бумагу, алые брызги разлеталась в стороны. Даже воздух стал солоноватым на вкус от пота и крови.

Сзади послышался топот тяжелых сапог, один из всадников спешно развернул коня, но не успел и глазом моргнуть, копье впилось стальным жалом в шею. Он захрипел, выронил меч, обе руки ухватились за копье. Сильным рывком он вырвал острие из горла, потянул на себя. Гвардеец ошарашено смотрел как залитый кровью всадник, со страшной раной в шее, выдернул копье из его рук. Он торопливо, ухватился за рукоять меча, но храмовник уже перехватил копье в обе руки, ударил под щит, прямо между пластин брони. Всадника тут же проткнули, он рухнул с коня, забился о камень в агонии, но и гвардеец со стоном упал рядом, кровь мощными толчками изливалась из пропоротого брюха.

Атака храмовников захлебнулась, их догоняли и били в спины. На камень один за другим падали пронзенные копьями рыцари, кони неистово ржали, бегали с опустевшими седлами. Но горстка всадников, вместе со стальноруким предводителем, сумели прорваться за линию копий, в туннель, там бросили коней и затерялись в черноте подземелья.

Все трое, жрец, Леонор и Фарамонд спокойно следили за исходом сражения. Обе стороны разбиты, кровь страшными ручейками бежит между камнями мостовой, как вода после дождя. Площадь завалена горами трупов, в серебристых и черных доспехах. Цвет рыцарства увял, защитники храма пали в бою за храмовую площадь. По гладкому лицу Горгадора пробежала скупая слезинка, маленькая, почти незаметная, он проворно смахнул ее пальцами, произнес сурово:

— Вы очень хитры. Я отдам сферу, но потребую взамен слово.

— Чего ты хочешь, жрец? Жизнь? — спросила Леонор холодно.

— Слово, что салранорец возьмет в жены мою дочь.

— Этого не будет, — ответила она, в голосе проступил металл, — проси иное.

— Нет иного. Или так, или вы никогда не найдете сферу, а мой род прервется. Но это уже не имеет значения, правда? — произнес Горгадор властно, вновь расправил плечи.

Знает негодяй, что у нас нет выбора! Леонор сжала зубы с такой силой, что раздался треск, серые глаза вмиг заполнились густой чернотой.

— Хорошо, жрец. Пусть будет так, — кивнул Фарамонд, — я даю тебе слово, возьму твою дочь себе в жены.

— Что! — воскликнула Леонор, — ты с ума сошел?

Голос Фарамонда упал до шепота, он нахмурил брови, что — то буркнул. Леонор покачала головой, посмотрела на него влажными от слез глазами. Она захлопала ресницами быстро — быстро, дерзко вздернула подбородок, но в глазах все равно щипало, горячая волна подкатывала к глазам, вот — вот прорвется, побежит ручейками по щекам.

Леонор молча наклонила голову, закрылась от мира золотистой ширмой длинных красивых волос. Фарамонд видел, как пара крупных капель упали к ногам, на белый мрамор.

— Ты не посмеешь этого сделать, — произнесла она мрачно.

Фарамонд легко подхватил ее за талию, прижал к себе. Хотел бы взять на руки, стройная Леонор всегда была легче перышка, но незачем проклятому жрецу видеть ее слабость. Так и подмывало ухватиться ладонями за его тощую шею, ощутить, как лопаются позвонки под пальцами, хрустят.

Он ласково провел ладонью по ее спине. Тяжело понять женщину, а тем более — могущественную колдунью: что ее так расстроило, неужели глупое требование жреца, или его Фарамонда слова. Что для него та альфарская девчонка? Как только получат камень можно снять головы обоим, и отцу и дочери. Почему тогда Леонор расстроена?

Она тихо всхлипнула и суетливо закрыла красивыми ладонями лицо. Инициация прошла совсем недавно, Леонор чувствовала, что стала ранимой, раньше раскаленным железом из нее слезы не выдавишь, а теперь ревет как дура. И только подумала, как внутри все будто заполнилось горячей сталью, захотелось, стереть в порошок всех кто видел ее слезы. Всех! Хотя нет, Фарамонда не станет, пускай живет, а вот остальных…

— Посылай за дочерью, жрец, — сказала Леонор, в голосе прозвучала сталь. — Я сама обвенчаю их. Клятвой крови.

— На меньшее я бы не согласился, — произнес жрец тихо.

Фарамонд усмехнулся, в глазах блеснуло злое веселье:

— Даже негодяи любят своих детей, да Горгадор?

— Тебе не понять. Твоя жизнь лишь мгновение.

— Вот поэтому мы не прячемся под землей, потому храбры как тысяча львов, потому идем до конца и не оборачиваемся. Именно потому ты отдашь нам око. Потому что твоя жизнь — это тягость, от нее тяжело отказаться. Тебе незачем стараться, и так поживешь тысячу лет, а может и все десять, если при власти, да за толстыми стенами.

Горгадор покачал сокрушенно головой, за долгие годы привык к человеческим мыслям, но все равно слова задевали за живое. Только что он потерял лучших из своих людей, многих знал еще детьми. Ох, с каким удовольствием он бы разворотил кинжалом грудь салранорца, вынул сердце, живое, еще бьющееся, теплое.

— Калиэль вскоре придет, поле того как вас обвенчают — я отдам око.

Жрец подал рукой знак одному из стражников, высокому темноволосому альфарцу в вороненой броне. Нагрудник храмовника напоминает сито, весь в дырах, сильно проломлен, наружу сочится тоненькими струйками кровь, но подбородок гордо выпирает вперед, и шаги твердые, будто не его втоптал в землю боевой конь. На лице постоянно блуждала глуповато — счастливая улыбка, видно гордился тем, что выжил в страшном бою.

— Приведи мою дочь, Харгадур, и поскорей, — произнес верховный уставшим голосом. — Наши гости не умеют ждать.

В глазах храмовника блеснули странные огоньки, он вежливо поклонился и исчез за воротами храма. Фарамонда стали грызть сомнения: а не удумал ли старик, какую пакость. С него станется, терять нечего. Может решил уничтожить сферу?

Внутри дернулось, в животе закололо холодным иголками, он тут же схватился за меч, угрожающе зазвенел металл.