Алина Лис - Путь гейши

Но то, что приходило после омута, Акио ненавидел даже больше. Деловитые прикосновения лекаря, втирающего исцеляющую мазь. Вкрадчивый голос мастера-палача. Проклятый свиток с признанием, на котором всего-то нужно один раз поставить подпись…

И все закончится.

В первый раз он рассмеялся и плюнул ублюдку в лицо. Палач не обиделся. Утерся, а потом ласково погрозил пальцем и велел снова подвесить строптивого пленника.

Сейчас Акио уже не тратил силы на брань и оскорбления. Просто молчал.

Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Краткие мгновения, когда жить почти можно, когда боль не лишает разума, не застилает весь мир.

Ледяной Беркут сам не знал, что держало его. Фамильное упрямство Такухати? Презрение, которое он ощущал к сёгуну? Гордыня? Но всякий раз, когда пытка прекращалась, когда на свежие раны падали первые прохладные капли мази, а в губы вливали лекарский настой, Акио испытывал почти нестерпимое желание сдаться.

Подписать проклятую бумагу, признаться в измене, которую не совершал.

Лишь бы все прекратилось.

К чему эта обреченная борьба, если живым Ясуката его отсюда не выпустит?

Но был еще Эссо, который ждал своего повелителя. Были Хитоми, Нобу и все люди, за которых отвечал Акио. Раньше он думал, что у него еще есть невеста. Ошибался. Была императрица. Долг, а не любовь, но это тоже немало.

Есть за что бороться.

Поэтому Акио стискивал зубы так, что сводило челюсть, отворачивался и молчал.

В последнее время он стал терять сознание слишком часто. На самоуверенном лице мастера-палача поселилась озабоченная гримаса. Он даже распорядился увеличить промежутки между пытками.

Вдох. Выдох. Целебная мазь на раны и сочувственный голос:

— Подпиши…

На этот раз Акио понял, где оказался, почти сразу, как только пришел в себя. Усилием воли отбросил воспоминания о боли, возвращая себе здоровье и силы, сел рывком и огляделся.

Пик Такэхая. Статуя первопредка отбрасывала косую тень через всю каменную площадку. Где-то совсем рядом шумел прибой. Акио успел удивиться — откуда здесь море? — а потом к нему прижалось женское тело, мир моргнул и сменился уже знакомыми стенами заброшенного храма.

Мия дрожала и всхлипывала, судорожно вцепившись в его плечи. Словно боялась, что он сейчас исчезнет, и пыталась всеми силами удержать его. И — проклятье! — она снова была обнаженной. Как и он.

Его императрица…

Нет, его женщина.

— Не ной, — хрипло сказал Акио.

Вассал не должен так разговаривать с сюзереном. Но какая из нее, ко всем ёкаям, императрица? Правительница должна уметь, не изменившись в лице, отправлять людей на смерть, а Мия так и норовит всплакнуть над каждым.

Девчонка. Маленькая, глупая.

— Ну хватит реветь. Заживет.

Нужно было выпустить ее из объятий, но он не выпустил. Наоборот, прижал к себе крепче, погладил пальцами вдоль тонкой ложбинки позвоночника, поцеловал в заплаканные глаза.

Мия была как исцеляющий бальзам. Каждое прикосновение к ней отодвигало куда-то в сторону память о подвале, наполненном болью и запахом жженой плоти.

Она послушалась его и затихла, уткнувшись в плечо. Только вздрагивала временами, словно давя рыдания. Акио откинулся на циновку, прижал к себе гибкое девичье тело и так лежал — бездумно, без движения. Он ощущал себя измученным, дошедшим до последней черты. И все соображения о долге и обязанностях вассала не могли заставить его выпустить девушку из объятий. Мия была нужна ему сейчас как воздух. Единственная реальность в зыбком царстве иллюзий, она воплощала в себе все лучшее, что было в его жизни.

Девушка снова вздрогнула и заговорила прерывающимся от слез голосом:

— Я все время думала — как ты, что с тобой? Но и самые жуткие мои кошмары не так страшны, как… — Она осеклась.

Акио криво ухмыльнулся. Блокаторы запирали магию внутри тела и ускоряли регенерацию в десятки раз, но даже она не спасала. Он выглядел немногим лучше, чем после сражения в Огненной долине.

Кроме лица. Лицо палачи не трогали. На суде сёгуну был нужен раскаявшийся, но внешне целый и здоровый Такухати.

— Заживет. И не такое заживало.

Мия тяжело выдохнула сквозь зубы, гася рыдания. Еще не хватало, чтобы Акио ее утешал, как слабовольную истеричку. После всего, что ему пришлось перенести…

Она почувствовала, как в душе разгорается холодный огонек ненависти к Ясукате. Новое, доселе не испытанное чувство, в нем таилась странная сила.

Сёгун был повинен в смерти ее родных, в смуте, царившей в стране последние годы, в бессмысленной войне, развязанной с Самханом.

Но по-настоящему Мия смогла его возненавидеть, только увидев, что палачи Ясукаты сделали с ее любимым.

— Зачем ему это?

— У него нет доказательств измены, ваше величество. Сёгун старается их получить.

— Ты, наверное, меня ненавидишь, — горько сказала она. И ощутила, как мужчина замер от изумления.

— За что я должен вас ненавидеть?

В горле поселился горький ком, не дававший ни нормально вдохнуть, ни сказать слово. Начинать этот разговор, признавать вслух свою вину было страшно. Страшно до нервной дрожи, до почти невыносимого желания уйти, сбежать, исчезнуть…

— Это я виновата, что тебя арестовали, — еле слышно выдавила девушка. — Это мой виим… и я не ушла тогда.

Она зажмурилась, ожидая, что Акио подтвердит это обвинение и оттолкнет ее. Признавая его право так поступить.

Но он усмехнулся и поцеловал девушку в макушку.

— Я виноват не меньше. Стоило избавиться от проклятого самханского золота. Я же знал, что Ясуката ищет повод.

— Тогда почему… почему ты говорил, что хочешь разорвать нашу помолвку?

Акио тяжело выдохнул прямо ей на ухо:

— Ты императрица.

— А ты даймё!

— По традиции императрица берет консортом одного из младших сыновей любой соседней правящей семьи. — Он зарылся лицом в ее волосы и сдавленно произнес: — Прости, я не знал. Когда выкупил тебя… и потом. Я сейчас отпущу. Еще минуту…

Споря с его словами, его ладонь скользнула по спине вниз, опустилась на талию, притискивая Мию к горячему мужскому телу. И губы прижались к чувствительному местечку за ухом, где под кожей билась жилка.

— Так ты меня все еще любишь? — жалобно спросила девушка.

— Люблю! — простонал он, покрывая поцелуями ее шею. — Мое сокровище… моя Мия…

— И я люблю тебя, — тихо сказала Мия. — Ты — самый лучший. Я не хочу принадлежать никому, кроме тебя! Мне противна мысль о прикосновениях другого. Хочу быть твоей, рожать тебе детей, видеть, что ты счастлив! Не прогоняй меня. Пожалуйста!

Акио потрясенно выдохнул и стиснул девушку так, что у нее затрещали ребра.

— Ваше величество…

— Не называй меня так! Я хочу знать, что ты — главный, хочу тебе подчиняться. Хочу быть с тобой, а ты не сможешь иначе. И я не хочу иначе. Мне нравится быть твоей Мией, а не госпожой.