Ясинский Анджей - Воспоминания участника В.О.В. Часть 1

- Вот тебе еще, не стесняйся! Труд воспитывает человека. Мы здесь в армии делаем из вас понятливых ребят. Потом благодарить будете!

К утру сильно хотелось спать. Спасало то, что была бесконечная работа. Все время были в движении и потому не валились где попало. Утром завтрак. Мытье посуды и снова работа по приготовлению обеда. 3 часа дня. Обед. Обед разливал в миски повар самолично. Время было трудное. Посуды не хватало и недостаток ее компенсировали чем попало. У нас тарелки заменяли банными тазами. В цинковый таз наливали первое или второе на 6-8 человек. Солдаты становились с ложками вокруг таза и кушали. Ложки носили всегда при себе в голенище сапога. Суп в тазу был горячий, а мы всегда голодны. Ожидать пока остынет суп было невозможно. Были люди которые могли кушать еду любой температуры. Потому, чтобы не остаться голодными мы жглись, но кушали. В общем-то до некоторой степени старались соблюдать корректность друг к другу. Кушали так, чтобы и голодным не остаться и замечания от товарищей не получить по причине твоей спешки. Бывало и так, что некоторые заметно увлекались едой. Они сразу же осаживались сотоварищами по тазу. Ему кто-нибудь говорил:

- Смотри как старается! Был бы ты на работе такой! Вот жрет!

И увлекшийся, затаив обиду, урежал священнодействия ложкой. Со временем тазы заменили тарелками и это было облегчением. Облегчением как физическим так и моральным для нас.

Сегодня первые порции обеда повар начал разливать сам. Потом, внимательно осмотрев нас, подозвал меня.

- Смотри, - сказал он, - вот столько будешь наливать в тарелку на одного человека, а вот столько в таз на шесть человек. Будешь раздавать обед.

Я вначале не поверил. Чтобы мне, ничем не заметному солдату, да еще такому молодому, на кухне доверили разливать обед? Ведь еще сегодня ночью у кухонной печи старшие по возрасту солдаты смеялись надо мной. Один сказал: 'Расскажи-ка, сынок, как ты плакал по мамке своей когда тебя брали на службу?' И вот вдруг такое доверие. Мне пришлось разливать обед также и тем солдатам, которые сегодня ночью вместе со мной работали здесь на кухне. Им это доверие повара ко мне сначала не понравилось. Посыпались злые шутки. Но стоило мне, только опустить большой половник в котел, как лица моих сотоварищей сразу озарились лаской. Вместо злых шуток в мой адрес, кухню огласили приятные изречения подхалимажа. Что делает с людьми голод! И какова его непобедимая сила! Я, конечно, старался казаться парнем своим и понимающе зачерпывал из котла для друзей самое вкусное. Так с помощью половника супа установилась между нами молчаливая, глубокомысленная дружба. Сегодня уже никто не смеялся надо мной. Над моей молодостью. Солдаты, что пришли с полевых учений прямо на дворе, под открытым небом, повзводно усаживались за грубые, наспех сколоченные длинные столы. Если на дворе был дождь или снег, то все это падало прямо на столы, на солдат, в миски с едой.

Наше начальство говорило нам, что такая плохая погода очень полезна для солдата. Солдат при плохой погоде хорошо закаляется. На войне бывает много хуже. И чтобы можно было все это вынести в будущем, надо закаляться в настоящем. 'Тяжело в учении, легко в бою' - говорил Суворов. И действительно, солдаты здорово привыкали к подобным трудностям и позже на них уже реагировали мало. Вот и сейчас они пришли уставшие. На спинах гимнастерок выделялись беловатые налеты соли от пота. Солдаты, действительно уставали сильно. Однако здоровый организм и молодость делали нас только более энергичными. От нас исходила сила, здоровье, молодость, задор кипучей жизни. Попробуй, сравни с солдатом штатского человека. Различие будет. В день солдату приходилось вышагивать километров по двадцать. Спали по шесть часов в сутки. Ели умеренно, чтобы не ожиреть. И никогда ни с кем ничего не случалось. Даже прежние больные чувствовали себя здоровыми.

Обед длился тридцать минут после чего подавали команду встать и солдаты, снова выстроившись, шли с песнями домаршировывать оставшуюся часть дня и недохоженные километры. Мы же, дежурные по кухне, собрали после обеда посуду. Мыли ее и готовились к ужину.

Я был доволен собой. Внимание повара благоприятно подействовало на меня. Я ходил по кухне красный от удовольствия и жары. Лицо мое сияло. Мне казалось, что я сделал что-то хорошее, похожее на подвиг и меня обязательно заметят, как хорошего солдата. Ведь на кухне было переработано несколько бараньих туш много мешков картофеля, риса и лука. Ведь это что-нибудь да значит. Живя дома, я видел, как моя мать готовила обед в небольшой кастрюле. На обед уходило несколько картофелин, горсточку крупы и немного мяса. Но чтобы можно было одновременно варить несколько баранов или сразу целиком корову, а картофель и крупа измерялись мешками - этого я раньше никогда не видал. Когда ужин был готов я уже так устал, что едва держался на ногах. Сильно хотелось спать. Думал, что после ужина нас сразу отпустят в казарму отдыхать. Однако ничего подобного не последовало. Откуда-то появился сам шеф-повар. Он начальственным голосом прорычал:

- Это вы чего здесь прохлаждаетесь? А кто за вас будет посуду убирать? Может быть я? Скажите! А ну живо, лодыри!

Солдаты встали со своих мест и виновато понурив головы, пошли собирать оставшуюся на столах после ужина посуду. Нехотя пошел и я. Лицо мое больше не выражало оптимизма. Собирать со столов грязную посуду, а потом мыть ее в теплой воде совсем было не героическим. Посуды же было несколько сот тарелок и много оцинкованных тазов. Благо не было ложек. Ложку солдат носит с собой и никогда с ней не расстается. Наконец наше дежурство на кухне закончилось. Когда мы выходили с кухни, то у каждого в кармане или где-то вдали от кухни в укромном местечке были спрятаны про запас на черный день сахар, мясо или, что-нибудь другое из съестного. Я же, будучи человеком неопытным и непредусмотрительным ничего с собой с кухни не взял. Я был рад концу работы и предвкушал сон. Здорово хотелось спать.

До отбоя оставалось еще часа два и в это время солдаты занимались так называемыми личными делами. Однако часов в восемь заиграл 'горн'.

Мы повзводно выстроились. Комвзвода сделал перекличку, а потом сказал, что ночью будет поход. Это называлось - 'сквозная ночь'. Для меня же это будет вторая бессонная ночь. Предполагалось, что поход будет на двадцать пять километров. Я еще не знал, что это за такая 'сквозная ночь'. Однако предчувствуя, что вместо сна придется маршировать, начал доказывать свою правоту, свое право на заслуженный сон. Из этого ничего не вышло. Начальство приказало стоять в строю молча и разговаривать тогда, когда тебя спросят. Поскольку никто со мной не собирался разговаривать, то мне пришлось оставаться в строю и выполнять дальнейшие предписания сквозной ночи. Вскоре последовала команда шагом марш. Вся казарма с песнями отправилась в поход, пыля дорогу и звонко отстукивая сапогами в такт песни. Повзводно выходили за черту города. Стемнело. Хотелось спать. Колонна вскоре длинно растянулась. Появились отстающие. Я все время шел в строю, стараясь держаться своего места. Однако спать хотелось очень сильно. Я ничего не мог поделать с собой. Глаза сами закрывались. Я пытался вспомнить все прочитанные книги, где описывались способы, с помощью которых можно было бы без последствий спать на ходу и ничего не мог вспомнить. Я начинал то отставать и на меня наталкивались идущие сзади, то шел быстрее других и сам сбивал идущих впереди себя. В каждом случае получал либо по спине от идущего сзади или что-либо похожее спереди. Мне помогали проснуться как словом так и делом. Однако все старания соседей были малоэффективны. Сон одолевал, глаза закрывались сами.