Ясинский Анджей - Воспоминания участника В.О.В. Часть 3

Полицай прохаживался по комнате, приговаривал:

- Так, так. Не из леса значит. Понятно. Идешь тоже не в лес.

- Я же говорю вам, что я не из партизан. Я из ФЗО. Иду домой.

- Ладно! - перебил меня полицай. - Хватит брехать! Надоели все вы мне за сегодня. Федор! - кому-то крикнул полицай.

В дверь вошел бородатый мужчина.

- Вот этот товарищ забыл, из какого леса он вышел.

Слово 'товарищ' снова прозвучало с особым акцентом, предопределяющим мою судьбу.

- Ему от страха память отшибло. Раз он позабыл, из какого леса вышел, отведи его в наш.

- Пошли, - сказал бородатый, подталкивая меня к двери.

- Да я же говорю вам правду. Я из ФЗО, а не из леса, - снова начал я.

- Хорошо, хорошо! Иди! Если по дороге к тебе вернется память, напомни Федору. А теперь с богом! Давай, давай Федор, не задерживайся. Я занят, спешу.

Меня вывели на улицу. Бородатый Федор на плече нес винтовку и окриками указывал дорогу. Куда меня ведут? Что значит вся эта страшная история? Предугадывалась страшная развязка. Неожиданно стал чувствовать, что очень хочется жить. Даже в последнюю страшную минуту человек на что-то надеется. Ждет какого-то чуда, ищет спасения.

- Далеко нам идти? - непонимающе спросил я.

- Дойдем, - ответил бородач.

- А что это за лес, про который меня спрашивали?

- Лес, обыкновенный, - скучающе ответил конвоир.

- Там, наверное, партизаны? - не унимался я.

- Надоел ты мне, парень! Сам что ли не знаешь?

- Конечно, не знаю. Я же говорю вам, что иду домой. До войны учился в ФЗО, теперь иду домой, а вы меня не пускаете.

- Бывает. На то и война, - пробурчал сзади. - Только вашим пришел конец. Если кто остался в живых, всех переловим. Теперь уж немного осталось. А ты парень, откудова все-таки будешь? По разговору вроде не из нашенских.

- Вот я и говорю, из Курска я. Учился в ФЗО в Днепропетровске, теперь иду домой. Если не верите, могу перечислить все деревни, которые прошел.

- Не надо, - безразлично промычал полицай.

Разговор не клеился, дальше шли молча.

- Сколько же тебе лет? - послышалось сзади.

- Шестнадцать, - соврал я, - убавив два года.

- Молод, а все-таки, откуда будешь? В армию таких не брали. По разговору ты не здешний. Чего здесь блукаешь? Чего потерял?

- Ну вот, я говорю вам, что я курский.

Сзади слышались ругательства, но уже не такие страшные, как вначале. Полицай будто смягчился и в моей голове стали вспыхивать огоньки надежд. Авось пронесет!

- А что, парень, разве тебя нигде до нас не задерживали? Ведь от Днепропетровска до нас ты много отшагал.

- Нет, не задерживали. Там же нет партизан, я шел свободно.

- Да, там может нет их. В тех краях лесов то нет. Ничего, скоро и у нас с ними покончат. Здесь тоже будет спокойно. Теперь много всякого народа по дорогам шляется. Тоже партизанами себя называют. Один смех. Какие из них партизаны? Одни партийцы, которые не успели сбежать со своими. Все они теперь и попрятались по лесам. Что ни ночь, обязательно утащат чего-нибудь со двора. Крестьяне бояться стали. Сколько скота они увели к себе в лес! Бывают и такие, которые угрожают. Если сам не дашь, силой возьмут. Им ведь тоже жить как-то надо. Несчастные. Живут, как звери в лесу. Им хуже всех приходится. Кому теперь хорошо? Всем плохо. У каждого свое горе, - неопределенно заключил полицай.

- Но у вас то, наверное, все хорошо? - спросил я заискивающе.

- У меня тоже, как у всех. Когда хорошо, а когда плохо. Сына нет дома. Воюет где-то. С ними ушел, с большевиками. Может и в живых давно нет.

За селом бородатый велел сойти с дороги. По незасеянному полю вошли в мелколесье. Стучало в висках, часто билось сердце. Напряженно работал мозг. Заставлял себя думать, что это все не на самом деле, а только страшный сон. Щипал руки, пытался проснуться. Напрасно. Как не хотелось умирать! Я же совсем мало жил. Так мало! И вдруг конец всему! Я же совсем еще маленький! Зачем?

- Бегом! - грозно прозвучало сзади.

Понимал я все, но ноги не повиновались. Бегом или шагом, какая разница.

- Бегом! - послышалось снова.

Безразлично, как автомат, повиновался чужим окрикам. Все делалось как во сне. Бег или шаг?!

- Быстрее, - окрик сзади.

Теперь в голове совсем ни одной мысли. Скорее бы. Почти сразу с окриком сзади грянул выстрел. Боли не почувствовал, однако упал. Неужели это смерть такая? Почему нигде не болит? Наверное, я еще не умер. Только ранен. Сейчас добьет, пристрелит. Жду выстрела. Тишина. Может быть, я уже умер и нахожусь на том свете? Ведь мне еще не приходилось бывать мертвым. Лежу, жду, не шевелюсь. Ничего нового. Живой я по-настоящему, нахожусь на этом свете и лежу на самой обыкновенной земле. Привстал на руках. Никого нет. Поднялся повыше. Вдали, не оглядываясь, по дороге шел бородач. Винтовка висит на плече, будто ничего не произошло здесь. Что мне теперь делать? Крови на мне нигде не было, может быть это такая шутка? Шутники то разные бывают. Что, если он вернется? Надо бежать! Бежать что есть сил! Быстро вскочил, побежал. Отбежав, осмотрелся. Никого нет. Тишина. В лесу по-прежнему кукует кукушка. Медленно, как после болезни, шел через лес, безразлично куда. Потом идти надоело. Мешали разные мысли и усталость. Шел, как побитое животное. Попался овраг. В нем густо росла крапива и репьи. Вначале попытался пройти через них, но они оказались густыми и цепкими. В середине гущи опустился на колени, лег на землю и уснул.

После происшедшего, слово 'полицай' стало звучать устрашающе. Если до этого страх перед ними существовал в виде определенной осторожности, то теперь это стало явлением болезненным. Я стал бояться всех и повсюду. Наверное, не зря говорят, что пуганая ворона куста боится. Исчезла бодрость и хорошее настроение, вместо настойчивого стремления идти к фронту, появилось желание исчезнуть, спрятаться, да так далеко, чтобы никто тебя не мог найти. Хотелось превратиться в муравья, в птицу, лишь бы не быть человеком.

После того, как отоспался в сыром овраге, разболелась голова, ломило в суставах. Сильно знобило, обметало болячками губы. Я стал выглядеть больным и жалким, заброшенным и загнанным человеком. В жизни такие некрасивые существа не пользуются успехом, будь то люди или животные. Все стараются избавиться от них. Если раньше меня хоть заморенного, но бодрого духом, крестьяне встречали терпимо, то теперь, с больным и несчастным, которому была нужна человеческая помощь, никто не хотел связываться. Все любят существ приятных, красивых и здоровых. И от всех стараются избавиться, кто не имеет подобных качеств. В данном случае таким неприятным существом был я. Мой внешний вид производил впечатление не в мою пользу. Хоть я и не говорил ни кому, что мне нездоровится, люди догадывались сами. Стоило узнать во мне больного человека, как все отказывались впускать к себе в дом. Казалось, болезней боялись больше, чем немецких властей с их смертными приговорами. Однако и в этом случае было не одинаково. Люди были разные и обстоятельства у каждого были свои. Каждый исходил из собственных побуждений и возможностей.