Константин Соловьев - Геносказка

Гензель скользнул в узкий лаз, успев порадоваться тому, что скудное питание помогло ему не отрастить объемного живота. Промороженный ремень опасно скрипел, выдерживая его вес, пока Гензель шарил в темноте ногами, пытаясь нащупать выступ для опоры. Но чем ниже он спускался, тем теплее становилось, и тело сладко замирало, сбрасывая с себя ледяное оцепенение, властвовавшее над ним в течение последних недель.

Он спустился метра на полтора, прежде чем почувствовал под подошвами пустоту. Дальше надо было прыгать. В темноту. В неизвестность. В тепло. Да и был ли выбор? Не сидеть же здесь до скончания веков!.. Гензель задержал на всякий случай дыхание — и выпустил ремень.

Мгновение падения, скрип обдираемой с металла ржавчины, пол упруго бьет по ногам — и он уже внизу.

Здесь было не так темно, как он ожидал. И не так тесно.

Он стоял в длинном коридоре, обшитом металлическими панелями и достаточно широком, чтобы по нему могла проехать графская карета. За панелями виднелось оборудование, работающее почти бесшумно, если не считать легкого электрического треска. Какие-то датчики, тумблеры, шкалы, катушки медного провода… Темнота, пусть и не полностью, отступала благодаря лампам, чей свет, размытый, неприятного для глаза фиолетового оттенка, падал на пол и стены.

Технологический тоннель, вот что это такое. Построенный, несомненно, человеком. Грубые лапы цвергов не способны на такую работу, да и не сообразить их полуживотным мозгам ничего подобного. Альвы? Ну, те едва ли стали бы закапываться в землю и жить среди стали и ржавчины — на облаках оно, наверное, комфортнее. Значит, людское. И до сих пор работающее. Подземный завод? Убежище? Станция наблюдения?

Гензель негромко свистнул.

— Спускайся, сестрица!

Гретель едва не свалилась ему на голову — повезло, что успел подхватить. Окоченевшая, конечно, бледная, как сама смерть, но живая.

— Что это, Гензель?

— Трактир, — буркнул он, поглаживая зачем-то плотные резиновые жилы силовых кабелей на стене. — Только посетителей давно здесь не видели… Тсс.

Гретель нахмурилась, но прикусила язык. Когда впереди неизвестность и опасность — первым идет братец Гензель, так было заведено давно. А опасность он здесь нутром акульим чуял. В воздухе не ощущалось свежей крови, но предполагалось что-то другое, тоже тревожное и одновременно манящее.

— Автоматика, — сказала Гретель отчетливо. — Какой-то подземный автоматический комплекс. Может, часть заброшенного завода…

Что может производить завод, спрятанный так далеко в горах? Да и слишком тихо здесь для завода. Ни тебе шума, ни лязга… На заводах всегда что-то грохочет. А тут — сонное царство…

— Возможно, все ушли отсюда много лет назад.

— Не ушли, сестрица.

— Отчего ты так думаешь?

— Смотри на изоляцию проводов. Очень мало пыли для заброшенного много лет тоннеля. Лампы до сих пор не перегорели. Нет, мы здесь не одни. У этого места есть хозяева. И только Человечество знает, что они испытают, увидев нас.

— Хозяева не всегда рады незваным гостям.

— Помнишь маленькую девочку из сказки? — усмехнулся Гензель, вытаскивая мушкет, заботливо обмотанный мешковиной и перевязанный сыромятными ремешками. — Она заблудилась в лесу и наткнулась на дом трех страшных мулов, огромных и косматых. Но хозяев не было дома, и она вошла. На столе стояла еда, и она похлебала из мисок. Потом от скуки покачалась на стульях. И, утомившись, легла в одну из кроватей спать. Она не знала, что хозяева домика, огромные мулы, скоро вернутся. Один мул взялся за ужин и вдруг закричал: «Кто ел из моей миски и почти все съел?!» Другой сел на стул и воскликнул: «А кто сидел на моем стуле и поломал его?!» А третий с размаху упал в кровать и завопил…

— «…Кто спал в моей кровати и вымазал ее красной кашей?» — пробормотала Гретель. — С детства не могу терпеть этой сказки. Ты специально рассказывал ее, чтобы меня напугать.

— Пугать младших сестер — древняя законная обязанность всех братьев, — отозвался Гензель, взводя курки по одному. — Но с тобой это не работало. Своими генофокусами ты сама пугала брата до потери пульса…

Порох не отсырел, недаром Гензель столько времени заботился об оружии, предохраняя его от влаги и снега, смазывая топленым салом и чистя от ржавчины. Не термическая винтовка королевских гвардейцев, конечно, но для узких тоннелей и стесненных объемов — как раз впору.

Идти по просторному коридору с плотным полимерным покрытием было не в пример проще, чем тащиться по снежной равнине, пытаясь сохранять дотлевающие крохи тепла. Но Гензель все равно не спешил. Почему яблоко альвов привело их сюда? Какое отношение этот подземный комплекс имеет к похищенной принцессе? И к цвергам, раз уж на то пошло?

Один коридор перетекал в другой, потом раздваивался, обращался целой галереей или утыкался в тупик — все здесь было запутано, словно тропинки в сумрачном лесу. Вокруг была аппаратура, назначения которой Гензель не знал. Приборные щитки, рокочущие шестереночные передачи, гудящие кабели и сложные пульты с великим множеством кнопок — всего этого здесь было с избытком. Были здесь запечатанные отсеки и многотонные двери с цифровыми замками, капсулы лифтов и забранные в стеклянные коробочки тревожные кнопки цвета артериальной крови. Такого не бывает на заводах и фабриках. Больше всего это напоминало…

— Убежище, — тихо сказала Гретель, предусмотрительно держащаяся позади него. — Вот на что это похоже. На какое-то большое подземное убежище. Довоенное.

Об истории королевства Тревирануса Первого Гензель имел самое смутное представление.

— А когда здесь была последняя война?

— Лет сто пятьдесят назад. Бароны состязались между собой в чистоте крови и количестве ракет в арсенале. Победил дед нынешнего Тревирануса Первого.

— Насколько я теперь понимаю, конкурентов он взял не чистотой крови…

Гретель хмыкнула.

— Быстро учишься, братец. Он засыпал конкурентов на престол ракетами и бомбами. Не гнушаясь и генооружием, к слову. Еще сто лет после войны по селам и городам рассказывали про людей с песьими головами и птиц — с женскими…

Акула в душе Гензеля вдруг насторожилась. Она повела тупой мордой, ощущая сквозь толщу воды какое-то подозрительное колебание… Так бывает, когда акула чует жертву, чьи суетливые движения беспокоят ткань моря. Только сейчас это не было похоже на жертву — слишком осторожная, слишком спокойная… Жертвы ведут себя иначе.

— Кажется, хозяева уже знают, что мы здесь, — прошептал Гензель, делая вид, что увлеченно изучает стрекочущие приборные панели.

— Конечно, знают. В месте, подобном этому, не может не быть системы внутренней безопасности. Я думаю, они знают о нас с тех пор, как мы вошли. Сколько их?