Фрэнсис Хардинг - Дерево лжи

— Фейт. — Его голос стал менее ледяным. — Ты правда жалеешь о том, как вела себя?

Фейт снова кивнула.

— И эти твои глупости — это потому, что ты беспокоилась обо мне и хотела помочь?

— Да! — с трудом выдавила Фейт.

— А ты все еще хочешь помочь своему отцу?

— Конечно! — Внутри Фейт что-то шелохнулось. Она почувствовала что-то твердое под ногами. Каплю надежды.

— Хорошо. — Преподобный протянул Фейт бумагу, и она увидела, что это карта Вейна. — Говард сказал, что вы видели с пляжа гроты. Покажи их на карте.

Фейт озадаченно уставилась на очертания побережья и показала места, где, насколько она помнила, виднелись темные провалы пещер.

— Он упоминал, что на пляже есть лодка. Подумай как следует, она годится для плавания?

— Да, думаю да. — Фейт покопалась в памяти. — Она выглядела недавно покрашенной, и в ней вроде бы не было дыр.

Преподобный нахмурился и наконец решился:

— Фейт, возьми накидку, но убедись, что тебя никто не видел. Мне надо, чтобы ты мне помогла кое с чем. Никто — никто! — не должен об этом знать.

Когда Фейт, набросив накидку, выскользнула через заднюю дверь, отец уже ждал ее там в своем плотном пальто, теплом шарфе и шляпе с двумя козырьками.

— Возьми, — прошептал он, протягивая ей фонарь с ручкой, закутанный в плотную ткань. — Немного сдвинь ткань, но следи, чтобы свет не был виден из дома.

Фонарь был тяжелым и пах китовым жиром. Отец отвернулся и пошел в сторону башни. Ночь была темной и безлунной, лишь несколько бледно-пурпурных полосок виднелись на западе. Летучая мышь пронеслась мимо и исчезла. Фейт осторожно ступала по земле, опасаясь наткнуться на капкан в высокой траве, и ее лодыжки покалывало от страха. Отец нетерпеливо глянул на нее через плечо и жестом велел поторопиться.

— Мне надо вернуться домой до полуночи, — прошептал он, когда она поравнялась с ним. — Пожалуйста, не мешкай.

В темноте башня казалась больше, напоминая тюрьму. Отец открыл дверь и скрылся во мраке. Когда он вернулся, в его руках был закутанный в ткань предмет, причем преподобный едва удерживал его. С приглушенным стуком глиняного дна о дерево он опустил его на тачку, стоявшую у входа. Ноздри Фейт снова наполнились странным холодным запахом. Отец взялся за ручки тачки.

— Свети мне, чтобы я не наткнулся на камни, — прошептал он, указав рукой в сторону моря.

По мере приближения к пляжу тропинка становилась все более неровной, трава затрудняла путь. Когда колесо на что-то натыкалось, из-под ткани слышался шорох листьев, и каждый раз отец вздыхал с досады. На пляже ветер был более сильным и холодным. Море чернело, лишь отдельные клочки белой пены виднелись у побережья. Утесы казались более высокими, чем днем, напоминая гигантские зубы, вырванные из неба. Внезапный порыв ветра застонал в какой-то невидимой трещине или расселине почти человеческим голосом. Отец Фейт напрягся, повернув голову к источнику звука и опустив тачку. Одной рукой он скользнул в карман, прислушиваясь, но через какое-то время успокоился.

Пока они шли, взгляд Фейт привлек слегка выступающий карман отца, в котором лежало явно что-то тяжелое. В этом кармане он обычно носил маленький пистолет, когда отправлялся на поиски образцов фауны. Это был однозарядный пистолет с пузатым дулом, достаточно мощный, чтобы сбить с ног лесную кошку на расстоянии двадцати футов. Укутанный в ткань фонарь означал секретность, пистолет — опасность. Кого боится ее отец? Фейт осмотрелась, и ее воображение при любом звуке рисовало на вершине утеса любопытные головы и мелькающие фигуры. Камни, подпрыгивающие под ударами прилива, превратились в стук шагов.

Кое-как отец довез наконец тачку по пляжу до маленького лодочного сарая. Там он остановился около лодки, изучая ее в свете лампы и постукивая по дереву. Спустя какое-то время кивнул сам себе. Взяв лодочный канат, он потянул ее по покрытому галькой берегу к воде. Она двигалась медленно и неохотно.

— Встань за лодкой и толкай, — велел он, пытаясь заглушить ветер.

Сердце Фейт упало в пятки, когда подтвердились худшие из ее подозрений. Отец и правда хочет плыть на этой лодке в глухую ночь. Преисполненная дурных предчувствий, Фейт вошла в сарай, сняла перчатки и спрятала в карманы, потом уперлась ладонями в холодное дерево и изо всех сил начала толкать лодку. При каждом толчке раздавался характерный скрип — днище терлось о гальку. Когда отец скомандовал ей остановиться, ее руки ныли, а холодная вода лизала ботинки, отчего ее ноги промокли. Удерживая лодку, Фейт чувствовала, как вода качает судно вверх-вниз. С видимым усилием отец поднял горшок с драгоценным растением. Фейт держала лодку как могла ровно, пока он устраивал горшок на корме.

— Папа, — отважилась спросить Фейт, — как мы увидим подводные камни? — Избегать капканов в высокой траве — это одно, но уклоняться от подводных камней темной ночью — совсем другое. Она вспомнила предостережения матери насчет течений и слухи о кораблекрушениях возле берега.

— Сядешь на нос с фонарем. Я буду грести, а ты — предупреждать меня, если увидишь камни.

Фейт уставилась на черную гладь моря. Каждый раз, когда появлялась новая шапка пены, она представляла, как вода разбивается о невидимый камень. Тем не менее она подоткнула юбку, чтобы не намочить, и забралась в судно, пока отец удерживал его неподвижно. Отец нуждался в ней, и какие бы опасности их не подстерегали, они встретят их вместе. Под ее весом лодка снова села на гальку, но отец напоследок сильно толкнул ее, и судно оказалось на плаву. Он ступил в воду и забрался в лодку.

— Возьми. — Преподобный протянул Фейт карту Вейна. — Ты должна провести меня к гротам. — Он уселся спиной к Фейт и взялся за весла.

Она села боком, чтобы видеть и расстилавшееся перед ней море, и отца на фоне пляжа. Карта трепетала в ее руках, грозя вырваться. Она разложила ее на коленях, придавив фонарем, в то время как отец начал грести. Поначалу каждая волна пыталась отбросить их на пляж, вынуждая отца Фейт яростно орудовать веслами. Вокруг них шипел прибой. Когда лодка вышла на глубокую воду, характер волн изменился. Теперь они толкали и раскачивали утлое суденышко, словно огромные черные волки затеяли игру.

Далекий мыс выглядел просто чернильным силуэтом. Рассмотреть гроты было совершенно невозможно. Фейт пыталась вспомнить, как они выглядели при свете дня, все эти утесы и бухточки, одиночные скалы, далекие стайки морских птиц. Волны становились все более опасными, перекатываясь под днищем лодки с гнетущим равнодушием. Когда судно сильно качало, Фейт дрожала всем телом, готовая вот-вот оказаться в ледяной воде. Она не умела плавать, но здравый смысл подсказывал, что вряд ли это ей помогло бы. Упади она за борт, юбки удержат ее на плаву несколько секунд, но потом пропитаются морской водой и превратятся в балласт, ее ноги запутаются, и она пойдет ко дну.