Катарина Керр - Чары кинжала

Полная тьма, мертвящий холод воды. Он едва мог смотреть и дышать. Поток сносил его в сторону. Он снова нырял и снова всплывал на поверхность, но ничего не мог рассмотреть вокруг себя кроме черной воды. Понимая, что усилия его почти безнадежны, он все же продолжал нырять, носился взад и вперед по реке, словно охотничья собака в поисках подстреленной дичи. Затем течение подхватило его, перевернуло и ударило обо что-то в темноте.

Плечо жгло как огнем, но ему все-таки удалось выбраться на берег. Он долго лежал обессиленный, рыдая и задыхаясь от отчаяния.

Как только первые лучи восходящего солнца осветили небо, Невин поднялся и пошел вдоль реки вниз по течению. Он так обезумел от горя, что едва понимал, что делает. Он брел медленно, все еще надеясь ее увидеть. И он нашел ее, когда солнце уже совсем взошло. Течение вынесло ее тело на песчаный берег. Она лежала на спине, ее золотые волосы растрепались и спутались, ее прекрасные глаза были широко открыты, смотря невидящим взглядом в яркое безоблачное небо. Она исполнила клятву, которую дала богам. Невин поднял ее, положил безжизненную голову на свою неповрежденную руку и понес назад в лагерь. Он думал только о том, что должен отвезти ее домой. Он завернул ее в оба плаща и привязал к седлу.

Только поздней ночью он добрался до хижины в лесу. Регор выбежал навстречу и остановился, потрясенный, не отрывая взгляда от ноши в седле.

— Ты опоздал, — сказал Регор.

— Поздно было уже с первого дня, когда он стал с ней спать.

Невин осторожно снял скорбную ношу с седла и развернул плащ. Он положил ее возле камина и сел рядом. Зашло солнце, и в хижине стало темно. А он все смотрел на нее. Просто смотрел, как будто надеялся, что вот она проснется и улыбнется ему. Вошел Регор с фонарем в руке.

— Я стреножил лошадь, — сообщил он.

— Спасибо.

Торопясь и запинаясь от волнения, Невин рассказал Регору, как все было. Тот слушал, изредка кивая головой.

— Бедная девочка, — сказал наконец Регор. — В ней было больше благородства, чем во всех нас.

— Да. Я убью себя на ее могиле!

— Нет. Я запрещаю тебе это.

Невин неопределенно кивнул головой, удивляясь, почему он так спокоен. Наставник склонился над ним.

— Она мертва, мальчик, — сказал Регор. — Ты должен оставить ее. Все, что мы можем сделать сейчас для Гвенни, — это молиться за нее, чтобы ей было хорошо в том мире.

— Где? — Невин горько ронял слова. — В призрачной Иной Земле? Что это за боги, если они позволили ей умереть и не убили такого негодяя, как я?

— Послушай, мальчик, ты обезумел от горя. И я боюсь за твой рассудок, если ты будешь продолжать терзать себя. И боги тут ни при чем. — Регор мягко дотронулся ладонью до руки Невина: — Давай сейчас пойдем, сядем за стол. Пусть бедная маленькая Гвенни останется лежать там.

Невина спасло то, что он привык подчиняться. Он позволил Регору поднять себя и отвести к столу. Регор подал ему кружку с элем, и он с благодарностью принял.

— Так-то лучше, — заметил Регор. — Ты думаешь, она ушла навечно, да? Быть оторванной от жизни навсегда — и это ей, девочке, которая любила жизнь так сильно…

— А как я еще могу думать?

— Я расскажу тебе правду вместо домыслов. Это великая тайна двеомера. То, о чем ты не должен рассказывать ни одному человеку, если он не спросит тебя об этом напрямик. И тот, кто действительно не относит себя к знающим двеомер, никогда об этом не спросит. Секрет этот состоит в том, что все, и мужчины, и женщины, проживают не одну, а много жизней, снова и снова, раньше и позже, между этим миром и другими мирами. А тогда что это такое — смерть, мальчик? Это рождение для другой жизни. Это правда, что она ушла, но ушла в другой мир, и, я клянусь тебе, там кто-то выйдет ей навстречу.

— Я никогда не думал, что ты способен обманывать меня. Ты думаешь, кто я? Дитя, которое не может пережить горя без заманчивых сказок, скрашивающих тоску?

— Это не сказки. И скоро, когда ты разовьешь свои возможности, ты столкнешься с вещами, которые убедят тебя, что это — правда. А до того — полагайся на меня.

Невин сомневался, но он точно знал, что Регор никогда не будет говорить неправды о двеомере.

— И несмотря ни на что, — продолжал учитель, — она умерла для того, другого, мира, и будет рождена снова, в этом. Я не могу знать, пересекутся ли ваши пути снова. Это им, великим владыкам Судьбы, решать, а не мне и не тебе. Ты еще продолжаешь сомневаться в моих словах?

— Я верю своему учителю.

— Вот и хорошо. — Регор устало вздохнул. — Так как люди верят в горькое легче, чем в сладкое, я расскажу тебе еще кое-что. Если ты снова встретишь ее — то ли в этой жизни, то ли в следующей, — помни, ты перед ней великий должник. Ты обманул ее, мальчик. Я был почти готов выгнать тебя, но это означало бы, что и я не сдержал слова. Если ты намерен искупить свою вину, твоя ноша станет легче. Конечно, приятнее всего было бы сказать тебе, что вы встретитесь вновь. Но подумай, в чем твой долг перед ней? Мальчишка, ты еще плохо знаешь ее. Ты думаешь о ней как о драгоценном камне, породистой лошади, прекрасной женщине, как будто все это ожидает тебя в качестве приза. Но под этим обличьем, этой проклятой красотой скрывается женщина, которая сильнее, чем ты, стремится к двеомеру. Как ты думаешь, почему я брожу вокруг, держа под наблюдением клан Ястреба? Как она может познать таинства двеомера, если не через мужчину рядом с собой? Ты думаешь, почему ты влюбился в нее в тот самый момент, когда увидел ее впервые? Ты чувствовал, малыш, не сознавая того, — это она, вы были предназначены Судьбой друг для друга. — Регор стукнул рукой по столу. — Но теперь она ушла.

Невин почувствовал стыд и боль, волной захлестнувшие его.

— И скоро она должна будет начать все сначала, — безжалостно продолжал Регор. — Маленькое, слепое, несмышленое дитя: годы пройдут, прежде чем она научится говорить и держать ложку в руке. Она должна будет повторить весь путь, и это в то время, когда королевство нуждается в каждом знающем двеомер. Глупец! К тому же еще неизвестно, где будешь ты сам. Вот что ты натворил!

Невин не выдержал и заплакал, уронив голову на руки. Регор поспешно поднялся и положил мягкую ладонь ему на плечо.

— Прости меня, мальчик, — сказал Регор, — Давай думать о том, как мы устроим похороны. Не убивайся так. Послушай, ну прости меня.

Еще долго Невин не мог успокоиться. Утром они отнесли тело Бранвен в лес, чтобы предать ее земле. Невин чувствовал смертельную усталость, когда помогал рыть могилу. Он поднял ее на руки в последний раз и бережно опустил в могилу, затем положил рядом все ее драгоценности. Ради другой жизни или нет, он не знал: но он хотел похоронить ее с почестями, как принцессу. Они сделали холмик и сложили пирамиду из камней — чтобы животные не разорили могилу. Вокруг на много миль простирался безлюдный и безмолвный лес. Она была похоронена далеко от своих предков. Положив последний камень на вершину пирамиды, Регор воздел руки к солнцу.