Катарина Керр - Чары зари

— На самом деле двеомеру. В своем роде. Рад снова видеть тебя.

Педраддин проводил гостя в просторную каменную комнату, в которой стояли стол, скамья, узкая кровать и множество полок, заполненных старинными рукописями и свитками в кожаных чехлах. В очаге из розового песчаника тлел торф — благодаря близости моря в помещениях на острове всегда было прохладно. Когда верховный жрец хлопнул в ладоши, в заднюю дверь вошел слуга — темноволосый мужчина лет тридцати. Его лицо «украшал» самый жуткий шрам, какой когда-либо доводилось видеть Невину. Глубокий порез тянулся через всю левую щеку и заканчивался у уголка рта, искажая его, от чего казалось, что мужчина постоянно издевательски улыбается. От всего шрама в разные стороны отходили какие-то бугорки, а зажившая кожа странно блестела.

— Давин, принеси нашему гостю и мне немного молока со специями. Затем до ужина можешь делать, что хочешь.

Слуга молча кивнул и ушел через ту же дверь.

— Он не может нормально разговаривать, — объяснил Педраддин Невину. — Когда-то он был моряком в Элдисе. Мы нашли его выброшенным на наш берег, истекающим кровью. С тех пор прошло приблизительно шесть лет. Он попросил разрешения остаться с нами, и я не могу его винить за то, что он больше не хочет воевать. Молчаливый человек — хороший слуга для священника.

После того, как Давин принес молоко, священник и мастер двеомера сели у огня. Невин глотнул сладкого молока и пожалел о том, что жрецам Вума не разрешается пить эль или мед.

— Я удивлен, что ты, с твоими способностями к двеомеру и опытом, пришел за предсказаниями к нам.

— Предсказание, которое мне требуется, касается всех земель Дэверри и Элдиса, а не просто моих личных дел, ваше преосвященство. Я также пришел просить вашей помощи в одном вполне определенном, но крайне странном деле. Скажи мне, болит ли у тебя сердце, когда ты видишь, как бушует бесконечная война?

— Тебе и впрямь нужно об этом спрашивать? От этого болит сердце у каждого здравомыслящего человека.

— Именно так. Мы — те, кто служит двеомеру Света, — объединились. У нас есть план покончить с войнами. Но мы не можем реализовать его без помощи тех, кто служит богам. Я пришел просить помочь возвести на престол истинного короля.

Глаза Педраддина округлились, как у ребенка.

— Кто он? — прошептал он.

— Пока не знаю. У тебя есть данные по всем важным генеалогиям и родословным благородных семей, которые ты здесь хранишь. После того, как великий Вум подаст нам знак, мы определенно сможем истолковать его при помощи твоих архивов.

— Понятно. А после того, как ты узнаешь его имя? Что тогда?

— Тогда двеомер возведет избранника на трон. Позволь мне рассказать тебе о моем плане.

Вначале Педраддин слушал спокойно, а потом вскочил со стула и принялся ходить взад-вперед в большом возбуждении.

— Это может сработать! — выпалил священник. — Боги помогут нам! Двеомер, породивший этот план, воплотит его в жизнь! Однако цена получится слишком высокой. Клянусь своим святейшим повелителем — в такой войне погибнет много людей.

— Больше, чем умирает теперь? По крайней мере, эта последняя война покончит с другими. Во всяком случае, мы на это надеемся. А какая надежда есть у нас сейчас?

— Никакой. Завтра мы посоветуемся с богом. Ужин этим вечером подали в брохе в большой круглой комнате, в которой было дымно от факелов и горящего в очаге торфа. Помещение служило как трапезной, так и кухней одновременно. Пять священников, трое их слуг, а также все гости ели за двумя длинными столами, причем занимаемое положение не имело никакого значения — все сидели вместе. Даже верховный жрец сам вставал, если хотел подлить себе молока или подложить жаркого. Они тихо разговаривали о книгах и огороде, вопросах религии и мелочах неспешной жизни на острове. Невин завидовал им. Его жизнь вскоре закрутится вокруг королей и войны, политики и смерти — тех самых вещей, которые он пытался оставить, когда выбрал дорогу двеомера, как он сам признался Педраддину.

— Убегающий от своего вирда находит вирд поджидающим его на пути. Так утверждает пословица, — заметил священник. — Но твой рок, кажется, необычайно быстрый бегун.

После приятной ночи в чистом, уютном гостевом домике Невин проснулся в посеревшем от тумана мире. Туман был таким густым — и на острове, и над морем, — что земля и вода казались единой стихией. В сырости и безветрии все произнесенные слова будто висели в воздухе, как клок овечьей шерсти, зацепившийся за кустик ежевики. За Невином пришел Кинрей, одетый в оранжевый плащ с капюшоном, чтобы уберечься от влаги.

— Надеюсь, туман не беспокоит тебя?

— Нет, парень, но спасибо за заботу. У меня есть с собой хороший толстый плащ.

— Отлично. Я люблю туман. В нем человек чувствуют себя в безопасности.

Кинрей повел Невина в сады, где уже ждал Педраддин. Хотя до броха было только сто ярдов, крыша терялась в тумане. Не разговаривая, они пошли вверх по поросшей травой возвышенности к небольшому круглому храму, стоящему на вершине. Внутри имелась единственная простая комната с голыми каменными стенами. В ней имелось восемь колонн, расположенных по кругу, и восемь небольших масляных ламп на алтаре. Педраддин и Невин встали на колени перед алтарем, а Кинрей зажег лампы, и в тяжелом воздухе возникло странноватое бледное свечение. Казалось, туман последовал за ними внутрь, он висел над алтарем и нишей позади него, где стояла статуя Вума, или Огмиоса, как его называли во Времена Рассвета. Бог сидел, скрестив ноги на стуле, его правая рука была поднята в благословляющем жесте, а левая держала тростниковое перо. Когда свет зажегся, создалось впечатление, что спокойное лицо божества улыбнулось поклоняющимся ему. Кинрей опустился на колени рядом с Невином и уставился на своего бога искренне и преданно.

Педраддин молился вслух, прося бога откликнуться на просьбу Невина и дать им обоим мудрости. Говорил он долго, и его голос эхом отдавался в помещении. Хотя обычный посетитель, явившийся к Вуму, слушал бы только священника и ни на что больше не обращал бы внимания, Невин обладал способностью устанавливать прямую связь с силой — или, если угодно, частью Внутренних Земель, — которые представлял Вум. В сознании Невин создал форму божества из голубого света, а потом работал над ней, усовершенствуя, пока образ не зажил отдельно от его воли. Затем Невин воспользовался способностью своего сознания выталкивать представленное наружу. Он увидел, как созданная мыслью форма стоит за алтарем. Сила бога, которую призывал Педраддин, медленно явилась, чтобы оживить ее. Невин понял, что ему все удалось, когда Кинрей вскрикнул, а потом зарыдал. Это был плач радости. Парень поднял руки, приветствуя то, что он считал явлением бога. Невин чувствовал, что поступил в какое-то мере нечестно, словно подшутил над парнем. С другой стороны, этот образ на самом деле представлял собой истину.