Вера Камша - Башня ярости. Книга 2. Всходы Ветра

– Я долго тут валялся? – Рито с тоской взглянул на красную лужицу авирского в углу.

– Совсем не валялся. Я только тебя позвала, и ты встал.

– А где все? Хотя я уже спрашивал... Но ты все равно не ответила.

– Шарло и Эгон с больными... И Николай там же. Они нам запретили туда ходить, а в доме мы одни. С Ильдой. Она тоже больная, а этот... за ней пришел. Я закричала...

– Чем ты с ним воевать собралась?

– Поясом. У него пряжка тяжелая... Тут ничего другого не было, а Ильда больная. Мы тоже заболеем и умрем.

– Прекрати... Эту тварь кто-то, кроме тебя, видел?

– Не знаю...

– Но почему Жоффруа? – Рито поднес к глазам руки. – Я и впрямь в огонь полез?

– Да. Ты еще мне крикнул, чтоб я масло туда...

– Надо же, какой я умный... Тогда почему со мной все в порядке? Или нет?

– В порядке, – подтвердила Катрин, – только ты весь в золе.

– Золу я переживу, – мириец подошел к свече, протянул руку и сразу же отдернул, – жжется!.. Огонь как огонь. Ничего не понимаю, – Кэрна осмотрел свои руки, неимоверно грязные, но целые. – Я еще об осколок порезался, куда все делось? Ни царапины, ни ожогов... Кати, глянь, как Клотильда.

Клотильда была плоха. Очень белые лицо и шея были испещрены малиновыми пятнами, словно бы присыпанными пудрой, губы потрескались.

– Когда? – вопрос был задан глупо, но Катрин поняла.

– Позавчера... Она умрет послезавтра вечером.

– Ты знаешь и это?

– Знаю. Нам Яго рассказал. Он атэв, а не мириец... От мышиной чумы умирают на пятый или на шестой день, а самые заразные в первый день и в последний, когда язвы потемнеют и из них потечет гной. – Кати помолчала и добавила:

– Я заболею завтра, а умру через кварту, а ты... Если ты не уйдешь, то заразишься от меня, так что уходи... Сейчас я еще не больная, а от Тильды ты не заразишься, если не будешь ее трогать. Она уже не кашляет, а гноя пока нет...

– Проклятый, какая ерунда! – Рито молча смотрел на больную. – Ты за ней все время ухаживаешь?

– Конечно. Она же нас спасала...

– Катрин, откуда пришел Жоффруа?

– Не знаю... Отовсюду. Он же чума... Ты его совсем сжег?

– Вряд ли, – Кэрна оглядел разгромленную комнату в тщетной надежде отыскать что-то выпить. – Но прогнал, это точно. Хорошо бы чумой и впрямь был Жоффруа Ларрэн.

– Почему?

– Потому что раньше он был трусом и дураком. Трус может расхрабриться от безнаказанности, но, если получит по шее, очень быстро вспомнит, кто он такой... Если Ларрэн меня узнал, он не вернется.

– Значит, мы не умрем?

– Проклятый его знает, – Кэрна наморщил лоб, пытаясь вспомнить уроки Крапивника, – если убить колдуна, иногда кончается и колдовство... Если прикончить воина, он больше никого не убьет, но тех, кого он уже убил или ранил, это не поднимет. Да и не мог я совсем убить такую тварь. Кто он, а кто я... Кстати, почему ты кричала?

– Чтобы не было страшно. Он не должен был забирать Ильду раньше времени. И меня тоже... Рито, что теперь будет?

– А я откуда знаю? Ты побудь с Ильдой, а я пойду Эгона поищу. Или знаешь что... Нельзя ее в таком тарараме оставлять. Твоя комната в порядке?

– Да! Что ты делаешь?!

– Глупости, Кати. Разумеется, я делаю глупости... – Кэрна поудобнее подхватил бесчувственную женщину, – открой дверь, пожалуйста.

Оставив позади разгорающуюся ссору, Серпьент Кулебрин отправился на новые подвиги. В глубине души Крапивник чувствовал, что был не прав, гоняясь за теятерами и оставив без присмотра дурачка Рафаэля и прочих обитателей Гран-Гийо. Да и толку-то от этих актеришек! Нужно было сразу шуровать в столицу, ведь поганый король и авторы подлой пиесы обитают именно здесь. Задним числом Серпьент понял, что, пока он занимался мелюзгой, настоящая добыча сидела в Мунте и даже не думала чесаться. Да, он сглупил, но он наверстает!

Поэт и его братец не скоро помирятся, а думать о чем-то, кроме зуда во всяких разных местах, Бриан не сможет до осени, но Крапивнику этого было мало. Во время своих театральных похождений Кулебрин выучил «Кровавого горбуна» чуть ли не наизусть и пришел к выводу, что все, кого писаки выставили хорошими, – негодяи, предатели и мерзавцы, проешь их три гусеницы в четыре стороны! Серпьент твердо вознамерился восстановить справедливость хотя бы в части чесания. Это не дело, что всяким Рогге да Клавдиям жизнь кажется цветочками. Никаких цветочков! Крапива и только крапива!

Повелитель великого растения и всего сопредельного не сомневался, что за парочку кварт доберется до всех. Вот смеху-то будет! Пристроившись на кусте каких-то придурочных роз, Серпьент сосредоточенно прикидывал план кампании. Главным было решить, с кого начинать. Очень хотелось немедля взяться за Пьера, но набравшийся театральной премудрости Крапивник знал, что преступных королей положено убивать в конце пиесы, чтобы те видели, как кара раз за разом настигает их сообщников, и трепетали в ожидании возмездия. Крапивник вздохнул и решил начать с кардинала Клавдия и даже не глядеть в сторону дворца, но потом его осенило. Негодяю может явиться призрак и сообщить, что грядет расплата, тогда он начнет дрожать немедленно! Серпьент был не слишком высокого мнения об уме Рафаэля, но в том, что мириец говорил, не сомневался, а говорил он, что Пьер Тартю – трус. А трусы, проешь их гусеница, для того и созданы, чтоб их пугать. Решено, он сейчас же напугает короля, а потом возьмется за Клавдия!

Серпьент покинул свое пристанище, с неприязнью оглядел ухоженный садик, засаженный совершенно бесполезными растениями, не удержался и вырастил прямо напротив ворот преотличнейший крапивный куст, а в розы запустил сотню волосатых гусениц. Сразу стало легко и приятно, Кулебрин преодолел сильнейшее искушение дождаться, пока обитатели особнячка проснутся и увидят его работу, и полетел во дворец, по дороге сочиняя пугательный монолог. Простые песенки тут не годились, уважающие себя призраки не поют, а несут заумную чепуху. Нужно долго трепаться о загробном мире, намекать на всякие глупости, и только потом можно браться за предсказания.

Начало получилось не хуже, чем у Армана Перше, только вот у призраков не могло быть штанов. Строчку было жалко, но Серпьент решил не уподобляться некоторым и не жертвовать правдой во имя поэзии.

А днем сидеть в крапиве голым задом – тоже не то... О! А днем в крапиве пламенной сидеть!!! Крапивник в восторге от себя и найденного образа взмыл над просыпающейся улочкой, глянул сверху вниз на копошащихся на земле смертных и увидел... Рафаэля! Проешь его гусеница, что этот оболтус здесь делает?!