Вера Камша - Башня ярости. Книга 2. Всходы Ветра

Ежедневные приказы Эгона повторялись почти слово в слово, и Шарло все прекрасно помнил. Он не понимал, зачем напоминать то, что и так всем известно, но людям от этого становилось легче. Мальчик целый день ходил по замку, отдавая распоряжения. Его спрашивали, он отвечал, и люди делали то, что им было велено. Так «Анри» стал хозяином Гран-Гийо, его слово было законом. Утром Шарло казалось, что он что-то сделает не так, что у него не получится, но день проходил, проходил незаметно, разодранный на части мелкими делами, без которых они все уже были бы мертвы, и к вечеру он понимал, что справился. А завтра все начиналось сначала.

По ночам они разговаривали с Яфе, когда тот, покончив со своим делом, сбрасывал черный балахон и, пройдя чуть ли не сквозь огонь, присаживался на корточки у закопченной стены. Их разделял ревущий костер, но атэв был единственным, которому Шарло мог рассказать, как он ничего не понимает, как не знает, что делать завтра.

– Не нужно думать о болотном льве, когда едешь по песку, – улыбался сын Усмана, – думай о неотложных делах, а не о будущих бедах. Каждый день несет свои заботы и стирает вчерашние. Рассказывают, что...

Яфе знал множество сказаний и легенд, но больше всего Шарло любил слушать про клятву Льва и Волка, про Забытую Войну и про Смертные Звезды, которые скоро взойдут на востоке.

"И тогда придет то, что придет, но мы срубим дерево ада, как бы ни были глубоки его корни... " Шарло представлял себе это дерево: без листьев, но усыпанное мясистыми, пупырчатыми цветами, от которых шел тошнотворный сладкий аромат, аромат грязной, бесславной смерти...

Прошлой ночью Яфе не рассказывал о прошлых битвах и будущих бедах. Он сидел и молча смотрел в огонь, и Шарло спросил то, о чем спрашивать в Гран-Гийо было запрещено:

– Ты болен?

– Моя звезда все еще выше смертной звезды Эр-Арсий, – откликнулся атэв. – Ты – Шарлах, сын Эссандера, я смотрю на тебя, и мое сердце гордится твоим. Но тот, кто дал тебе и дочери твоего отца имя и кров, завтра вечером уйдет по Мосту Баадука. Мои слова не больше, чем тень бегущего облака, но названному Эгоном будет легче пройти на Синий берег, если он еще раз увидит твои глаза.

– Эгон зовет меня?

– Хозяин этого дома молчит и ждет неизбежного, но в таком большом сердце легко читать.

– Я пойду к нему, – Шарло вскочил.

– Не теперь. Завтра. Если ты придешь сейчас, он в свой последний день будет винить себя в твоем безумии, а твои подданные должны услышать твое утреннее слово. Ты придешь проводить его на закате. Ты успеешь, клянусь своими глазами.

Яфе поднялся и ушел к своему коню. Дженнах оставался единственной лошадью в крепости, атэвские боевые скакуны не могут пережить своих хозяев. Шарло немного посидел у огня и отправился к себе. Он не спал и спал одновременно, такое с ним в последнее время случалось почти каждую ночь, наконец он задремал и проснулся от голоса Рафаэля. Кати все же сумела до него докричаться!

В эту ночь никто не заболел, и это было добрым знаком. По замку пошли слухи, что у сигнора «легкая рука». Какой-то стражник клялся, что у него жгло горло и глаза и он уже собирался «уйти в казармы», а мирийский сигнор на него взглянул, и «как рукой сняло». Как-то так вышло, что настоящее имя Рафаэля сразу же стало известно всем. Стряпуха сказала про благословение Эрасти, и здоровые обитатели замка бросились к родичу святого. Мириец коснулся каждого, а потом ушел к больным.

День был ветреным и холодным, но Шарло казалось, что светит солнце и поют птицы, хотя в Гран-Гийо остались только вороны. Шарль еще раз обошел дворы, улыбаясь уцелевшим, которых тоже охватила радость, а потом пришел к казармам и стал ждать чуда. Постепенно затихли все звуки, наступила ночь, а он все еще сидел, глядя на кружащиеся звезды. Потом дверь открылась и вышел Рито. Казалось, что он в одиночку только что разгрузил несколько телег с камнем, и он не улыбался.

В жизни Сезара Мальвани были и победы, и пленные, а вот от поражений судьба его старательно уберегала. Он влезал в безнадежные дела и бросался спасать тех, кого было не спасти, прощался с жизнью, но удача всякий раз подставляла ему плечо, только вот отца он не спас. И Сандера... Вот и сегодня. Так долго ждали сражения, и так быстро и легко все кончилось. Слишком простая победа, слишком малая цена, а может, дело в том, что после Гразы он во всем видит подвох.

Великий герцог Оргонды позволил Сержи снять с себя доспехи, вздохнув, отказался от протянутой ему фляги с вином, что-то сказал белозубому Диего, умудрившемуся приколоть к распахнутой короткой куртке цветок дикой розы. Проклятый побери этих мирийцев, они слишком любят жизнь, чтобы бояться смерти!

– Монсигнор, – воин, принесший известие едва держался на ногах, – пленные доставлены.

– Благодарю. Сержи, налейте гонцу авирского. Диего, идем со мной.

Сезар Мальвани видел Аршо много лет назад после штурма Кер-Септима, но ифранец изменился мало, разве что слегка обрюзг. Пленник стоял спокойно и казался очень уставшим, хотя кто сегодня не устал... За спиной глухо кашлянул Эжен Гартаж, над самой землей пролетела, предвещая дождь, ласточка, вдали заржала лошадь. Надо было что-то говорить...

– Вы проиграли, маршал.

– Я не ожидал, что вы рискнете атаковать с холма пешим строем.

– А Александр Тагэре не ожидал, что его дважды предадут. Я обыграл вас, сигнор, но как воин, а не как нечестный купец.

– Если вы думаете, что я получил под Гразой удовольствие, вы ошибаетесь. Эта победа была грязной.

– Но она была, и вам придется за нее отвечать. Впрочем, не сейчас.

– Могу я узнать, что ждет меня и моих людей.

– Вполне. Я обменяю вас на тех, кто мне нужен. А если наши дела пойдут неудачно, казню. Мы выиграем войну с Ифраной, можете не сомневаться. И знаете почему? Потому что одним из нас нечего терять, а другие, глядя на вас, видят, что они могут потерять. Оргонда не сдастся, а Арция поднимется.

– Вы это говорите мне или себе? Если мне, то не стоит беспокоиться, я знаю, что некоторые вещи высасывают удачу. Нас победите не вы, а ваши мертвые, если вы понимаете, что я говорю. А пытаться нас продать не стоит, Жоселин не покупает испорченные вещи.

– Пока у нее есть новые, возможно, но их у нее скоро не будет, – Сезар обернулся к своим военачальникам, – вы желаете что-то сказать?

– Все, что мог, я сказал во время боя, – отрезал Гартаж.

– Я должен принести вам свои соболезнования, граф, – Ипполит собрался с силой и взглянул в лицо Эжену, – ваш сын и его друзья погибли более, чем достойно.

– Я в этом не сомневался, – командир авангарда повернулся и пошел вниз по истоптанному склону, не спросив разрешения у своего герцога.