Вера Камша - Башня ярости. Книга 2. Всходы Ветра

– Одни? – Анджей вбросил саблю обратно в ножны. – Если бы это было так! То, что мы знаем, мы знаем от эльфов. Думаю, отец не рассказал тебе всего, потому что Лебединый король это сделает лучше.

– Об этом мы с ним не говорили.

– Значит, поговорите. Триединый – выдумка, зато есть другие...

– Другие? И кто же?

– Всех не знают даже Лебеди, но, похоже, это не боги нам помогут, а мы им. Все это слишком сложно, я мало что понимаю, но Тарра висит на волоске, и этот волосок – мы. Даже странно, – таянец невесело улыбнулся, сразу став старше своих двадцати семи, – мы, и вдруг – спасители всего сущего.

– Наверное, – предположил Тагэре, – это потому, что Триединого нету, а мы – есть. Я бы хотел, что б и вправду над нами был кто-то мудрый и милосердный, я всегда хотел быть вассалом достойного сюзерена, а не королем, не вышло... Если не будет другого выхода, придется держать Тарру на плечах, но, может быть, все не так страшно?

– Может быть, – не стал спорить Гардани, – я не силен в этих вещах. Правду сказать, мне и самому в голову не лезет, что Тарра может погибнуть, но ты спросил, во что мы верим, а мы верим в то, что со злом нужно драться самим, а не просить помощи у тех, кому и так тяжело.

Базиль умудрился напиться, когда до столицы оставалось всего несколько вес. Он и так держался всю дорогу до антонианской обители и обратно, но в таверне «Зеленый рыцарь» было слишком хорошее вино и слишком хорошенькая служаночка, и арциец сорвался. Намеки скучного ифранца не помогли, граф Мо закутил со всей страстью истомившейся души. Утром красотка любовалась кольцом с бирюзой, а у гуляки нещадно болела голова. Выехать смогли только к вечеру, и тут в Гризье проснулось запоздалое раскаяние. Он не только попросил прощения у секретаря Ее Высочества, но и заявил, что будет ехать всю ночь, но поспеет к утреннему докладу. Ифранец попытался объяснить, что задержка на сутки не так уж и важна, но Базиль уперся, и эскорту ничего не осталось, как всю ночь нахлестывать лошадей.

В десятой оре утра запыленные всадники осадили коней у дворца. Ее Высочество как раз выслушала военные известия и доклад казначея и в окружении придворных вышла в приемную. Базиль Гризье шагнул вперед и преклонил колени.

– Вы вернулись, граф? – Жоселин протянула руку для поцелуя. – Вижу, вы только что сошли с коня? Неужели дела обстоят так печально?

– Похоже на то.

– Что с герцогом?

– Моя сигнора, герцог Ролан производит впечатление совершенно здорового и разумного человека, но ему грозит серьезная опасность. Он просил передать своей сестре, что надзирающие за ним монахи медленно травят его настойкой, вызывающей безумие, и что, если она хочет его спасти, нужно действовать немедленно. Более того, он мне предъявил весьма убедительные доказательства, на моих глазах выпив принесенную с собой настойку, которая вызвала приступ. Я очень сожалею, если расстроил Ее Высочество, но я обещал рассказать правду о том, что увижу.

Если бы граф Вардо мог убивать взглядом, Базиль Гризье был бы уже мертв, однако такой способностью Триединый Альбера не наделил. Ифранец перевел дух и чужим голосом спросил:

– Ваше Высочество, могу ли я узнать, привез ли сигнор письмо своей сестре?

– Конечно. Граф, написал ли герцог Ролан графине Вардо?

– Нет, моя сигнора. Он опасался, что письмо украдут или тайно прочтут, поэтому все передал на словах.

– Герцог был весьма неосторожен, – улыбнулась регентша.

– Отнюдь нет, ведь в письме сигноры был известный ему с детства тайный знак, согласно которому я был достоин доверия.

– И вы его оправдали, – глухо сказал Вардо.

– Несомненно, – склонил голову Базиль, – я всегда оправдываю все возложенные на меня надежды.

– Мы благодарим вас за оказанную ифранскому престолу услугу, – милостиво улыбнулась дочь Паука, – и будем рады видеть вас вечером.

Жоселин подобрала юбки и проследовала в свои покои. Базиль ослепительно улыбнулся белому от ярости Вардо.

– Засвидетельствуйте мое почтение вашей супруге. Я всю обратную дорогу вспоминал ее прелестные голубые глаза.

– Вы весьма любезны, сударь, – Альбер побледнел еще сильнее.

– Не стоит говорить таких вещей нашему дорогому графу, – герцог Фьонне с дружеской иронией посмотрел на Вардо, – он ужасно ревнив.

– Я полагаю, ревнивцам не следует жениться, – подошедшая Аврора обожгла Базиля изголодавшимся взглядом.

– Не согласен, сигнора, – арциец галантно поцеловал поясную ленту своей любовницы, – неженатый ревнивец еще опаснее. Семейный очаг защищает Церковь, а у любовника есть только кинжал.

– Какие ужасы вы говорите, – улыбнулась герцогиня, – теперь я никогда не осмелюсь изменить супругу.

– Это действительно ужас, – в фиалковых глазах мелькнула едва заметная насмешка, – но я не смею и далее шокировать вас своим запыленным платьем. Долг перед Ее Высочеством я исполнил, на очереди долг перед самим собой и моим несчастным конем. Разрешите откланяться.

– Я тоже ухожу, – обронил Вардо, – нам ведь по дороге, сударь.

– О да, – наклонил голову Базиль, – несомненно, нам по дороге.

Раненых было не слишком много, возле них хлопотали медикусы и цирюльники, которым помогали женщины, менявшие воду в тазах, подававшие куски полотна, бинты, квасцы, арнику. Десятка три убитых унесли в иглеции. На стенах суетились каменщики и плотники, сменившие воинов, безошибочно почуявших, что на сегодня осаждающие иссякли.

Лиарэ опять выстояла, в чем Марта Мальвани и не сомневалась. Осаждающие мало походили на тех, кто готов умереть, но водрузить победную сигну на вражескую крепость. Наемники и есть наемники, они могут честно сражаться, но, налетев на тех, кто дерется за нечто большее, чем полный кошель, становятся осторожны.

Герцогиня в сопровождении нескольких гвардейцев и Мишеля Монтрагэ обошла раненых и поднялась на стены. Во время штурмов Марта оставалась во дворце, как ни в чем не бывало занимаясь повседневными делами, которых в осажденном городе было немало. Оборону возглавлял Арно Монтрагэ, его опыту и его смелости можно было полностью доверять. Конечно, если угроза прорыва будет реальной, Марту Мальвани увидят на стенах. Не потому, что она великий полководец или хороший боец, а потому, что присутствие монарха делает безнадежный бой менее безнадежным. Струсивший король или герцог то же, что брошенное знамя. Воинам становится нечего защищать, они чувствуют себя обманутыми и сдаются или бегут, но в роду Тагэре не принято бросать своих людей, спасая собственные шкуры.

Марта шла по привыкшему к войне городу и улыбалась, отвечая на бурные приветствия гордых очередной победой воинов и горожан. Жители Лиарэ рвались в бой. Орест разбудил в добродушных обывателях воинский дух, а Аларик и не подумал его погасить, а может, не смог. Как бы то ни было, оргондцы воевали со страстью, не забывая насмехаться над застрявшими у стен крепости ифранцами.