Вера Камша - Башня ярости. Книга 2. Всходы Ветра

– Ванда, ты знаешь про Герику Годойю и Счастливчика Рене?

– Они любили друг друга и сгинули в Сером море...

– Можно сказать и так... У Рене до их встречи была бурная жизнь, в ней случалось всякое, кроме любви, а дочь Годоя и вовсе думала, что с ней все кончено. Ты видела Эмзара?

– Лебединого Короля? Конечно.

– У него был младший брат, отец Романа Вечного. Они очень похожи, но Астен... Астен Кленовая Ветвь не был странником...

– Откуда ты знаешь?

– Откуда? – переспросила я. А в самом деле – откуда? – В Таяне помнят и знают то, что забыли в Арции, но и в Арции остались песни, неизвестные за Тахеной. Герика Годойа и Астен встретились.

– И полюбили друг друга? – с восторгом переспросила Ванда. Как же у нее все просто.

– Не успели, – я покачала головой. И зачем я ей это рассказываю? Ах да... Я должна подумать о тех, кто останется. – Астена убили.

– Кто его убил и за что?

– Сестра Романа. Астен считал, что эльфы должны сражаться за Тарру, а Эанке (так ее звали) Тарру ненавидела, а людей презирала. Она была очень красива, в ее жилах текла кровь эльфийских владык, ей хотелось власти, поклонения...

– Гражина такая же, – перебила меня Ванда, – она злится, потому что не принцесса и потому что Беатку любят больше, чем ее. Мама говорит, Гражину нужно поскорее выдать замуж.

– Я бы на твоем месте за ней приглядывала.

– Чего ее бояться, она же дура! Ну, спустила собак, так сама же перетрусила.

Ванда Гардани еще не знала, что злые, вернее, злобные дуры – одни из самых опасных, но королевне говорить про Гражину было скучно. Она хотела слушать про Рене и Герику, и я рассказала, что могла. Великие братья, я не забыла ничего! Ни своего прихода в Эланд и последних слез, ни дурацкой размолвки на берегу ныне исчезнувшей реки, ни встречи в лесу после кантисской битвы. Я жила своей любовью, как же вышло, что я, не разлюбив Рене, полюбила Сандера? Пусть по-другому, но полюбила, или у любви бессмертных свои законы – для того чтоб родилось новое, старому умирать не обязательно.

– ...Вот и все, Ванда. В роду Арроев были и другие истории. Внучка Рене, дочь его сына и Белинды Гардани, полюбила Анри Мальвани, хотя он был старше ее на двадцать лет. Они жили долго и счастливо.

– Ликия, – голосок Ванды дрогнул, – зачем ты это говоришь?

– Чтоб ты знала, что нет ничего глупее слов «не может быть», особенно в любви. Скоро начнется война, кто-то погибнет, а кто-то вернется, потеряв что-то или кого-то...

– Ты думаешь, тебя убьют? – странно, почему она так решила, хотя если под смертью понимать вечную разлуку, меня, безусловно, убьют. – Но ты – женщина, а не воин.

– Ванда, эта война будет непростой. Армии будут сражаться с армиями, но у наших врагов очень сильные союзники. – Что же ей сказать, чтоб не обмануть и не запугать? – Ты слышала о циалианках?

– Они – ведьмы, – уверенно сказала Ванда, – и ты тоже. Ты справишься с ними?

– Я постараюсь, Ванда. Я уйду вместе с армией, но, возможно, мне придется расстаться и с ними. Может быть, мне придется врать или прятаться. Если я не вернусь, ты, когда все закончится, объяснишь Александру, почему я это сделала, и постараешься ему помочь. Обещаешь?

– Ты гадала?

– С чего ты взяла?

– Ты ЗНАЕШЬ, что с тобой будет!

– Да, я знаю, что со мной будет. Я отпущу Александра в счастливую, человеческую жизнь, пусть радуется, надеется, имеет наследников...

– Гадание – это глупости. Судьба не всесильна, что бы про нее ни говорили, но Александр Тагэре должен знать, что я его не предала. Я хочу, чтобы рядом с ним была ты, а не, скажем, Гражина.

– Ты – ведьма, – повторила Ванда, – ты узнала, что я поклялась не выходить замуж, потому что нет никого лучше дана Шандера, а он любит тебя. Но я не хочу, чтоб тебя убили циалианки. Не хочу!

– Я тоже этого не хочу, но ты все-таки обещай.

– Честью Гардани клянусь, если ты не вернешься, я скажу дану Шандеру, что ты его любишь, и...

– И заставишь его полюбить жизнь и тебя. Ты это сможешь.

Александр Тагэре долго смотрел на казавшееся настоящим закатное небо, в котором кружила Белая Стая, и не мог наглядеться. Окажись он в храме Ушедших, ничего не зная об эльфах, он бы точно сошел с ума от красоты и золотой осенней грусти. Здесь орки почитали, погибших богов, вождей и героев, среди которых были не только горцы, но и люди, и эльфы.

Теперь Сандер знал, кто нарисовал столь поразившую его святую Ренату в храме Триединого и карточную колоду, найденную им во Фло. Клэр Утренний Ветер – так звали художника, расписавшего храм в память обо всех погибших. Александр надеялся с ним познакомиться, но сейчас Утренний Ветер, заменивший исчезнувшего Романа, где-то скитался. Где-то? Скорее всего, в Арции.

– О чем задумался? – Ежи Гардани тронул гостя за рукав, – Посмотри лучше, как Инта похожа на Ликию, а сын Омма на твоего предка! Это неспроста – Год Трех Звезд просыпается и Старая Кровь ищет друг друга.

– Ты о чем?

– Ты – потомок Рене Счастливого, значит, в тебе течет кровь Первых Владык Тарры. А Ликия – одно лицо с Интой, значит, и она тоже. Теперь понял? Ваш союз не случайность, и неважно, где ты ее встретил, в Тарре нет рода выше, чем дети Инты.

– Мне все равно, какого она рода, – улыбнулся Александр, позволяя Ежи увлечь себя на улицу, – давно хотел тебя спросить, ты веришь в гоблинских богов, твой отец – тоже, но в Гелани полно иглециев...

– Ах, ты об этом, давай погуляем, я тебе все расскажу, все равно до пира делать нечего. Лучше нам как следует проголодаться, а то вечером по целому кабану придется проглотить. Со шкурой и копытами.

Сандер усмехнулся. Разумеется, таянский принц не заменил да и не мог заменить ни Сезара, ни Рито, ни погибших на Гразском поле, но Ежи стал ему другом, и дружба эта уже прошла испытание войной. Арциец с удовольствием последовал за Гардани на гору Памяти. Сначала они шли, болтая о всяких пустяках, потом подъем стал круче и разговоры сами собой увяли.

Друзья карабкались по узкой тропинке, то и дело норовившей выскользнуть из-под ног. Шуршали осыпавшиеся камешки, доцветал горный шиповник, на солнце грелись ящерицы с рыжими пятнами над глазами. Александр с детства обожал лазать по скалам, и прогулка вызвала у него очередной приступ глупого, необузданного счастья. Ему было стыдно, ведь тем, кого он оставил за перевалом, приходилось невесело. Сезар воюет, Рито ходит по лезвию ножа, что с Шарло и Катрин – неизвестно, страной заправляет ничтожество, с которого клирики и ифранцы за помощь сдерут семь шкур, а отдуваться придется Арции. В такое время король не может быть счастлив, а ему хочется петь. Ликия вернула ему не только жизнь, но нечто большее... Надо же, они – родичи, он ей расскажет об этом, когда вернется в Гелань.