Лин Картер - Воин Лемурии

Зверолюди радостно рычали, предвкушая трапезу, время шло, и наконец из хижины вышел громадный зверочеловек — Когур, предводитель Людей Огня. Он был выше и, вероятно, сильнее любого из соплеменников. Толстые, как канаты, чудовищные мышцы рельефно выделялись на широкой груди, перекатывались под поросшей густой шерстью кожей при каждом движении длинных и крепких рук. Голову вождя венчало некое подобие короны, огромные зубы зловеще поблескивали, а под низким лбом, подобно раскаленным угольям, пылали маленькие, глубоко посаженные глазки. Широкие плечи Когура прикрывала накидка из шкуры вандара, толстую шею украшало ожерелье из собачьих и человечьих зубов. Держался вождь заносчиво и на заполнившую площадь толпу, пленников и доставивших их в деревню охотников поглядывал свысока. В тоне Онгуса, почтительно приветствовавшего предводителя Людей Огня, явственно звучали раболепные нотки.

— Великий вождь Когур! Тебе принадлежит мясо, добытое Онгусом, храбрым охотником, — произнес он, указывая на связанных пленников.

Предводитель зверолюдей что-то невнятно проворчал, и тогда Онгус протянул ему великолепную саблю Карма Карвуса.

Когур мельком взглянул на украшенную драгоценными каменьями рукоять и бросил саблю в глубину хижины.

— Хо, гладкокожий! — прогромыхал он, тыча Карма Карвуса ногой. — Твоя острая палка разучилась убивать. Ты далеко забрел от каменного города… Решил погулять в джунглях? Тебе понравится наше гостеприимство! — Толстые губы Когура растянулись в ухмылке, толпа зверолюдей взревела, приветствуя примитивную шутку.

— Если ты развяжешь мне руки, я покажу тебе, на что способна эта острая палка, — медленно, акцентируя каждое слово проговорил Карм Карвус, с презрением глядя на вождя каннибалов.

— Быть может, ты получишь свою палку. Когур не боится гладкокожего. Когур убил много людей!

— Наверное, их прежде крепко связали, как меня теперь? — насмешливо уточнил дворянин.

В маленьких глазках вождя вспыхнула ненависть, он зарычал и пнул Карма Карвуса. Поскольку тот не выказал признаков боли или страха, Когур, озверев, принялся самозабвенно топтать дерзкого пленника. Затем, утомившись и поостыв, он перевел взгляд на девушку. Его багровые глазки сузились и масляно заблестели при виде грациозного, едва прикрытого превратившейся в грязные лохмотья одеждой тела принцессы. Когур задержал взгляд на длинных стройных ногах и маленьких острых грудях, вздымавшихся и опадавших в такт прерывистому дыханию Соомии.

Никогда еще зверочеловеку не случалось видеть такой прекрасной женщины. Самки его племени — приземистые, коротконогие и волосатые — никогда не пробуждали в вожде такого желания. Когур понял, что непременно должен обладать этой женщиной, но скрыл охватившее его вожделение и, стараясь казаться безразличным, прорычал;

— Ночью, когда луна будет высоко, мы угостим Огненный Цветок гладкокожими. Потом их мяса отведает племя. Когур все сказал.

Повернувшись спиной к толпе, вождь приказал Онгусу оттащить каждого из пленников в отдельную хижину и приставить к ним охрану. Отдав это распоряжение, он скрылся в глубине дома.

Несколько часов, которые связанная по рукам и ногам Соомия провела в темной вонючей хижине, показались ей невероятно длинными, прямо-таки нескончаемыми. Томимая жаждой, голодом и болью от врезавшихся в тело веревок, она не могла поверить, что день все еще не кончился и солнце по-прежнему сияет на небосклоне. Со временем, однако, боль притупилась, жажда и голод превратились в некий привычный фон и мысли принцессы начали путаться. Она думала о доме, о путешествии по дикой, неведомой стране, где ее окружали смертельные враги… О том, что любимый ее, возможно, мертв и ей совсем не хочется жить… Ее охватило безразличие ко всему на свете, тело словно окаменело, потеряло чувствительность, и девушка погрузилась в глубокий сон.

Проснувшись от какого-то шума, Соомия в первые мгновения не могла вспомнить, что с ней произошло и как она сюда попала.

Входной проем был едва различим, — наверно, пока она спала, наступил вечер. Вечер?.. Принцесса начала припоминать события последнего дня, но тут в хижине стало совсем темно — громоздкая фигура заслонила проникавший с улицы сумеречный свет, и сердце у девушки учащенно забилось, грозя выскочить из груди. Изо всех сил вглядывалась она в непроглядную темень, стараясь различить черты лица вошедшего. Увидеть ей ничего не удалось, зато она услышала звук шаркающих по земляному полу ног, а затем низкий хриплый голос негромко произнес:

— Огонь потом, сначала удовольствие. Еще не время для Огненного Цветка. Я, Когур, пришел осчастливить тебя!

Сильная рука грубо схватила Соомию за ногу, и девушка закричала.

Всю вторую половину дня Тонгор провел, укрывшись от зверолюдей на вершине могучего дерева. Он наблюдал. Когда Когур вышел осмотреть доставленных Онгусом пленников, надежный лук оказался у валькара в руках. Лежащая на тетиве стрела была нацелена в сердце вожака зверолюдей, и, если б тот отдал приказ расправиться с беззащитными жертвами, Тонгор не задумываясь выпустил бы ее. Северянин видел, как Соомию и Карма Карвуса утащили в ближайшие хижины, и ожидал лишь наступления ночи, чтобы, воспользовавшись темнотой, проникнуть в деревню и вызволить их из беды.

Тонгор обладал неистощимым терпением, и все же проведенные в бесплодном ожидании часы показались ему бесконечно мучительными. Вспомнив, что с прошлой ночи во рту у него не было ни крошки, он возблагодарил Отца Горма за жирную птицу, подстреленную им утром. Сидя на ветке, костра не разведешь, и потому валькар съел свою добычу сырой. Такая трапеза едва ли пришлась бы по нутру горожанину, но северянин, если его принуждала к тому необходимость, легко мог обходиться без удобств, ставших неотъемлемой частью жизни цивилизованного человека. Когда-то, будучи еще мальчишкой, он, скитаясь по безлюдным землям северной Лемурии, на леднике Остефелла попал в западню, устроенную снежными обезьянами. Загнавший его туда улс — горный медведь, покрытый густым снежно-белым мехом — тоже оказался в ловушке, и Тонгору не оставалось ничего иного, как сразиться с ним. Сутки пришлось северянину сидеть среди голых камней, и, когда голод в конце концов заставил его освежевать медвежью тушу, вонючее мясо хищника даже в сыром виде показалось Тонгору не столь отвратительным, как можно было ожидать. Теперь, укрываясь от свирепых гориллоподобных тварей джунглей Ковии на верхушке могучего дерева, он точно так же склонен был признать, что сырое мясо похожей на куропатку птицы вполне годится в пищу.