Лиланд Модезитт - Смерть Хаоса

– Золотые слова, тетушка Брин, – я вложил медяк в ее ладонь и сомкнул ее пальцы вокруг монеты. – А что слышно от Кертиса?

– О, чудный парнишка! Работает на складе в Расоре, трудится не покладая рук. На прошлой неделе ко мне заезжал Бурса и передал от него привет. Бурса – возчик, гоняет по Расорскому тракту подводы Ринстела. Кертис прислал с ним не только привет, но и подарок: теплую черную шаль. Знаешь, – Брин улыбнулась, – Бурса сказал, что в скором времени Кертис может стать его напарником. Они смогут поехать в Вергрен, а там шерсть не хуже той, что привозят с Черного острова. Кертис говорит…

– Рад, что у него все в порядке.

– Да, и я тоже. Что поделаешь, фермер из парнишки все равно бы не получился. Он любит город, а море, оно и вовсе у него в крови. Так же как у его отца.

Я отвязал Гэрлока и взял корзинку.

– Лукошко-то твое. Как с ним быть?

– Привезешь в другой раз. Или передашь с Риссой…

– Ладно, – ответил я, понимая, что, возвращая корзинку, мне или Риссе придется положить туда подарочек, свежий каравай или что-то в этом роде.

– Осторожно, мастер Леррис, не разбей яйца. И передай Риссе, что Кертис скучает по ее черному хлебу: в Расоре ничего подобного не сыщешь. Не забудь об этом.

– Не забуду.

Взобраться в седло с больной ногой и полным лукошком яиц было непростой задачей, но мне удалось с ней справиться. Брин провожала меня взглядом, пока Гэрлок не свернул на север, на большак. Мне показалось, будто стало малость потеплее, но, возможно, дело было в том, что на обратном пути ветер дул мне в спину.

Когда я слез с пони возле своей конюшни, мне пришлось некоторое время держаться за седло: нога была еще слишком слаба. Но тем не менее я, впервые за долгое время, прокатился без лубка верхом и ухитрился при этом доставить домой лукошко, не разбив ни одного яйца.

Поставив корзинку, я принялся расседлывать Гэрлока. Он заржал.

– Знаю, тебе хотелось бы совершить прогулку подольше. Вот окрепну…

Зерновой брикет Гэрлок умял в три укуса, но больше просить не стал и, когда я покинул стойло, не жаловался. С лукошком в руках я отправился на кухню.

– Рисса, вот и яйца.

– Спасибо, мастер Леррис. Поставь их, пожалуйста, на стол, – сказала Рисса, не отрываясь от своего теста.

– Я дал ей медяк, как ты велела. Кертис прислал ей весточку через Бурсу, говорит, что скучает по твоему черному хлебу. Будто бы в Расоре такого не сыщешь.

– Такого хлеба, как мой, ты не сыщешь не только в Расоре, но и в Фелсе, и в Дазире, и в самом Кифриене. Это всяк знает.

– Уж я-то во всяком случае знаю точно.

Я выпил полкружки клюквицы, благо наших запасов должно было хватить до середины лета, и продолжил:

– Брин тоже это знает и, как мне думается, надеется, что когда мы вернем ей лукошко, в нем найдется каравай.

– Мне тоже так думается, – отозвалась, прокашлявшись, Рисса. – Брин славная женщина, но себе на уме.

Я удалился в мастерскую, где в последний раз навел блеск на Хенсиловы стулья, погрузил их в фургон, переложил ветошью, укрыл промасленной парусиной на случай дождя и присел отдохнуть. Рассиживаться не пришлось: запах горячего металла известил о том, что вода из котелка над очагом выпарилась. Заново наполнив котелок водой, я повесил его на место, застегнул куртку и пошел на конюшню, где заложил фургон и, заметно прихрамывая, – нога успела сильно устать, – вывел упряжную лошадь на двор. Правда, до этого мне пришлось ответить на негодующее ржание Гэрлока: то, что я брал с собой не его, а упряжную лошадь, мой пони расценил как предательство.

– Ты не прав! – заявил я ему. – Сам ведь терпеть не можешь ходить в упряжи, так что нечего возмущаться. А то запрягу в фургон, небось, не обрадуешься.

Поначалу у меня имелась лишь легкая повозка, но потом Рисса сказала, что у Хенсила есть на продажу лишний фургон, и я его купил, став обладателем и повозки, и фургона. Сейчас он пригодился: мне вряд ли удалось бы поместить все стулья на повозке.

– Куда это ты собрался? – вопросила Рисса, высунув голову из-за кухонной двери.

– Хочу отвезти Хенсилу заказ.

– А нога не беспокоит? Ты ведь только сегодня снял с нее все эти штуковины.

– Не беспокоит. Во всяком случае не беспокоит настолько, чтобы из-за этого я отказался доставить заказчику выполненную работу и получить плату.

– Ох уж эти мужчины…

Рисса вернулась на кухню, а я прихватил посох и положил его в фургон так, чтобы можно было дотянуться с козел. Хотя мне не очень верилось, что кто-нибудь предпримет попытку нападения с тем, чтобы завладеть стульями, пусть даже дорогими, но в последнее время я так часто сталкивался с неприятными неожиданностями, что предпочел поостеречься.

Отпустив тормоз, я щелкнул вожжами, но лошадь не тронулась с места. Я щелкнул сильнее, и фургон накренился: хорошо, что у меня хватило ума переложить стулья ветошью. При выезде с подъездной дороги на большак фургон едва не занесло: этакая махина с трудом вписалась в поворот. Наконец мне удалось вывернуть на тракт, и я покатил дальше, размышляя о своем.

Кристал все еще находилась в Расоре или, в лучшем случае, на пути домой, а Джастин с Тамрой еще не достигли Вергрена. Хотя до начала весны оставалась всего восьмидневка, Джастин собирался прибыть туда то того, как овцы начнут давать приплод. Меня это несколько удивляло, однако я не слишком хорошо разбирался в овцеводстве. У нас, на Отшельничьем, они ягнились раньше, но Монтгрен не Отшельничий. Климат там другой, да и овцы, наверное, не той породы.

Вообще-то в Кандаре я не понимал многого, не только по части овец. Например, никак не мог взять в толк, почему Кифриен – столица Кифроса – находится так далеко от моря. Изо всех стран материка, имевших выход к морю, столицы лишь двух государств, Кифроса и Сарроннина, не являлись одновременно портовыми городами, стоявшими у океанского побережья или на судоходных реках. И случайно ли то, что в обоих государствах царит матриархат?

С Закатных Отрогов, с самой Крыши Мира, с протяжным посвистом дул в сторону моря ледяной ветер.

Вздохнув, я легонько натянул вожжи: мне хотелось ехать быстрее, но пускать лошадь рысью было нежелательно из-за тряски.

Несмотря на холод и недавние дожди, дорога на Кифриен была довольно гладкой. Проезжая мимо Джахунта, старого одноглазого разносчика, торговавшего всякими мелочами вроде ножниц и булавок, я помахал ему рукой.

– Добрый день, мастер Леррис. Смотри, как бы не угодить под дождь.

– Добрый день, Джахунт. По-моему, облака слишком высоки для дождя.

– А вот и нет, паренек. Вовсе нет.

– Посмотрим.

Я все же попытался прочувствовать погоду, но без особого успеха, поскольку никогда не отличался способностями к восприятию высоких ветров. Наверное, потому меня так удивила неожиданно обнаружившаяся способность проникать чувствами глубоко в земные недра. Кто вообще слышал о магах земли, да и какой прок от таких магов, если они черные и, стало быть, не могут устраивать землетрясения? Разве что они станут выискивать залежи металлов? А быть может, моя судьба как раз в том, чтобы быть мастером такой магии, которая, по большей части, ни на что не годна?