Лиланд Модезитт - Война гармонии

— Тебе надо поесть, — с улыбкой промолвила Дайала. — По прохождении испытания человек всегда чувствует себя проголодавшимся.

— Неужто всем друидам приходится проходить такие испытания? И неужто наш путь через лес будет сопряжен с подобными «радостями»?

— Нет, конечно же нет, — пробормотала Дайала. — Если ты не станешь тянуться к гармонии или к хаосу, не станешь прибегать ни к той ни к другой магии, ничего не случится. За поисками неизбежно следует приглашение, но если ты пребудешь внутри себя...

Джастин кивнул, понимая, что использование магии гармонии или хаоса, являющееся подспорьем в обычном путешествии, здесь сопряжено с серьезной опасностью.

— Это ясно. Но если нам, скажем, встретится лесной кот...

— Его нападение представляет собой форму хаоса, и ты, соответственно, можешь прибегнуть в ответ к магии гармонии. Но если нападешь ты, лес воспримет как носителя хаоса тебя.

— Похоже, здесь особо не поохотишься.

— Это точно.

Джастин разжевал кусок хлеба, проглотил его, запил водой и спросил:

— Но ведь те же коты должны охотиться! Они ведь не станут есть траву?

— Они и охотятся — на всех животных, которые меньше их или не могут от них убежать. На зайцев, лесных поросят, молодых оленей.

— Но разве это не форма хаоса? Насилие и убийство не есть форма гармонизации.

Дайала облизала губы и отпила из чаши прозрачной воды.

— Я все-таки не понимаю, — продолжал Джастин. — Ты вроде бы сказала, что любое первое действие, вне зависимости от того, гармония или хаос лежат в его основе, вызывает соответствующую реакцию, однако тому, кто достаточно силен, это может сойти с рук.

Дайала кивнула.

— Но почему лес не реагирует на нападение кота?

— Он не использует ни чистую гармонию, ни чистый хаос.

— Вот оно что! Но если я отвечу на физическое нападение, скажем на нападение хищника, — будет это воспринято лесом как действие, сопряженное с гармонией или хаосом?

— Ты... да и любой друид преобразует всякое физическое действие в сопряженное с равновесием гармонии и хаоса. Великий Лес наносит удар тогда, — продолжила она, — когда происходит резкое нарушение равновесия. Природа не терпит попыток разделить неразделимое, расчленить единое, расслоить присущее ей равновесие на два уровня существования. На то, что ты видишь и слышишь, и то, что воспринимаешь сверхчувственно.

— Так, значит, — промолвил он наконец, — вычленение гармонии из мира, эту гармонию создающего, представляет собой форму насилия?

Дайала кивнула:

— Верно. И вычленение хаоса, хотя осуществляется оно с большей легкостью, тоже являет собой насилие и зло.

— Погоди, погоди... Ты хочешь сказать, что всякое отделение любого магического начала, что гармонического, что хаотического, от повседневности бытия есть зло? Но в таком случае злом можно назвать любое соприкосновение с магией!

— Это трудно объяснить, — со вздохом сказала Дайала, отпив еще воды. — Например, усиливая внутреннюю гармонию дерева, ты прибегаешь к магии, но не творишь зла, ибо роль дерева в равновесии и заключается в укреплении гармонии. Для этого оно и растет. Допуская существование хаоса, ты тоже не совершаешь никакого зла, но отделяя гармонию от дерева или творя хаос там, где его наличие не предусмотрено равновесием...

Джастин обхватил руками голову, а потом осторожно коснулся пальцами покрытого волдырями лица.

— Но в таком случае... зачем нужны такие испытания?

— Все не так просто, — промолвила Дайала, отводя глаза и глядя на запад, где еще таяли серые вечерние сумерки. — Вот смотри: мы выкопали в пустыне яму, чтобы добраться до воды. При этом мы нарушили природное равновесие почвы, привнеся хаос. Однако загвоздка в том, что наша смерть от жажды в непосредственной близости от источника привнесла бы хаос несравненно больший. Равновесие не есть нечто застывшее, оно неустойчиво и в той или иной мере, нарушается ежеминутно. Поэтому...

Джастин глубоко вздохнул:

— Поэтому испытание имеет своей целью показать...

— Что ты достаточно силен, дабы разумно использовать гармонию, — закончила за него Дайала. — Если же ты не сможешь противостоять лесу, тогда... — она пожала плечами, отчего Джастин почему-то ощутил беспокойство и печаль.

— Разве можно противостоять такому лесу? — пробормотал он, вглядываясь в сумерки. — Вот ты — как тебе удалось справиться с испытанием?

— С большим трудом. Я связала хаос в гармонии и прошла сквозь фонтаны и того и другого, но этот способ не годится для всех. Каждый... из тех, кто возвращается, находит свой собственный путь, — она опустила глаза, зевнула и сказала: — Давай ложиться. Я устала, а завтра нам предстоит тащить на себе поклажу до самой Мерты.

Позднее, уже растянувшись на циновке, накрывшись стеганым шелковым одеялом и уставясь на тент над головой, Джастин уточнил:

— Значит, говоря, что прибегать в Великом Лесу к магии опасно, ты имела в виду именно это?

— Неуравновешенное использование гармонии или Белой силы вообще опасно, но в Великом Лесу опаснее, чем где бы то ни было.

Дайала повернулась на своей циновке, и Джастин чуть ли не физически ощутил боль в ее руках.

— Но вот я еще чего не пойму: отчего у тебя все эти волдыри и ожоги? Ты ведь вроде бы уже прошла испытание.

Дайала молчала — молчала так, что Джастин приподнялся, скривившись от боли в руках. Она поморщилась, словно ощутив его боль, но не шелохнулась. Он присмотрелся к ней и увидел струящиеся по ее лицу слезы, казавшиеся ему в слабом звездном свете капельками жидкого серебра.

— О Тьма! — Джастин воззрился на шрам на своем запястье, точно такой же, как и у нее, и ему показалось, что оба они пламенеют черным огнем. — Тьма!

Он нежно прикоснулся пальцами к ее пальцам.

Потом Джастин пододвинул свою циновку и лег рядом с ней. Пальцы их оставались сплетенными, а в глазах продолжали стоять слезы, в то время как над ними мягким эхом прокатывались ночные шорохи и шумы Великого Леса.

Элдирен сосредоточился на магическом зеркале, однако, хотя на лбу его от напряжения выступил пот, так и не смог разогнать затянувший поверхность клубящийся белесый туман.

— Одно из этих проклятых мест, — пробормотал маг, отступившись от тут же ставшего пустым зеркала.

— Думаю, все дело вон в тех деревьях, — промолвил Белтар, указывая на древний, зеленевший в долине ниже лагеря Белых лес. — Не из-за них ли никому никогда не удавалось заглянуть в Наклос?

— Да, такое предположение высказывалось, — ворчливо отозвался Элдирен, утирая лоб квадратиком сложенного платка. — Так когда мы должны связаться с Зиркасом?

— После того как займем Берлитос.

— А как мы его, во имя Света, займем? — спросил Элдирен. — Из-за этих деревьев с их распроклятой гармонией мне не удается увидеть даже расположение их войска! А попытка атаковать вслепую может стоить нам всех оставшихся сил. Ты бы хоть тряханул их как следует.