Патриция Маллен - Повелители камней

— Знаю, — сказал Ньял.

Они были совсем разными. Старший — смуглый и могучий: самый воздух вокруг него насыщался силой. Ньял по сравнению с ним казался хрупким и бледным. Он наклонился вперед, внимательно слушая.

— Многое случилось за тот год в лесу, — тихо продолжал Телерхайд. — Все было: и растерянность, и разлука, и долгие месяцы, когда я был один. Естественно, полнятся слухами великие времена.

— Да, сэр, — сказал Ньял. — Но я ваш сын? Гном сказал…

— Я знаю, что сказал гном! И ты не хуже меня знаешь, что гномы никогда не лгут. Нет, Ньял, ты не мой сын. Но знай: до самой ее смерти я любил твою мать больше жизни. И она любила меня.

От слов Телерхайда Ньял побледнел. Воин сжал его плечо с суровой нежностью.

— Ты дорог мне так же, как была дорога она. Никогда не сомневайся в этом! Даже если бы ты был моим собственным сыном, я бы не мог любить тебя больше.

— Кто мой отец?

— Я поклялся твоей матери и ему, что не открою тебе этого. Возможно, когда-нибудь он сам скажет. Помни, то было непростое время и каждый день происходили необычные события. Ты был одним из этих событий.

Ньял кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Брэндон коснулся его плеча, глядя серьезно и ласково. Не говоря ни слова, Телерхайд привлек к себе обоих юношей, обнял крепко, словно могучий дуб, укрывающий молодые деревца своими ветвями. Мгновение спустя он сказал:

— Молчите об этом. Не давайте повода для болтовни эйкону Глису. Кроме того, если бы правда стала известна, у тебя появились бы могущественные враги, Ньял.

Ньял отодвинулся.

— Но, сэр, Бродерик не захотел посвятить мой меч Кровеллу.

Он коротко рассказал об отказе Бродерика и о странном посвящении Огненного Удара.

— Когда я повторю его слова на церемонии, все узнают правду.

— Всем Племенам, — повторил Телерхайд, хмурясь.

— Не такое плохое посвящение, если задуматься, — заметил Брэндон, вынимая Огненный Удар и рассматривая его острый клинок и простую рукоять в угасающем свете дня. — Но Бродерик мог бы постараться и получше. Баланс хороший, но на рукоятке — никакого украшения. Он такой же простой, как меч бедного лесоруба. Или тролля.

— Будь проклят этот Бродерик! — сердито сказал Телерхайд, и оба молодых человека удивленно посмотрели на него. — И так с ума сойдешь с этим эйконом и городскими лордами, бунтующими из-за территории. Сейчас не время! Ты должен отказаться от этого посвящения, Ньял.

— Но, сэр…

— Нет. Ты примешь посвящение Кровеллу, какое всегда было у наших мужчин. Никому не говори ни слова о настоящем.

— Да, сэр.

— Не бойся! Это не стоит того, чтобы испортить праздник Наименования твоего Меча! И застегни сапоги, ради Драконихи, сынок. Брэндон, помоги ему приготовиться. Он у нас до сих пор не умеет одеваться!

Брэндон подмигнул и принялся зашнуровывать куртку Ньяла. Глядя из-за темноволосой головы брата на широкие плечи Телерхайда, Ньял с болью думал о том, насколько он не похож на него.

Ньял раздумывал над ответом Телерхайда весь вечер. Отец он ему или нет, Ньял любил этого человека и полностью доверял ему. Но он не мог не спрашивать себя, будет ли его настоящий отец в зале нынче вечером, чтобы наблюдать, как не знающего о нем сына принимают на службу к Драконихе.

В тот же вечер, как велит обычай, Ньял вошел в большой зал, когда все гости уже собрались. Он был одет в простую темно-зеленую тунику, как тот Первый Воин, что хотел попасть на службу к Драконихе. Его непослушные, горевшие солнцем волосы благодаря неистовым стараниям Тима были расчесаны и смочены водой. По пути возле кухонной двери Ньял столкнулся с Фаллоном. Они обменялись приветствиями, и Фаллон ритуальным жестом начертил в воздухе пентаграмму, дабы для предстоящей церемонии привести Ньяла в гармонию с Законом.

— Ты знаком с моей ученицей? — Фаллон кивком указал на Сину, стоящую рядом с ним, такую высокую и царственную в небесно-голубом балахоне. Ее темные волосы были заплетены в тяжелую косу и обвиты серебряными нитями.

— Миледи, — растерялся Ньял.

— Ньял, — отозвалась Сина и кивнула. Растерянность юноши удивила ее. — Ньял? Ты не помнишь меня?

— Нет… прошу прощения…

— Ньял! Это я! Сина!

— Сина?

— Неужели так много времени прошло, что ты забыл меня?

— Простите, госпожа, но вы так изменились.

— И ты тоже, но я-то ведь узнала тебя.

— Простите…

Брэндон решил вмешаться.

— Не обижайтесь на моего брата, госпожа, — спокойно сказал он. — Он немного не в себе.

Брэндон сжал локоть Ньяла и отвел юношу через зал к очагу, где стоял Телерхайд.

— Не беспокойся о посвящении, брат, — прошептал он. — Отец прав: оно только вызовет сплетни и беспокойство среди наших городских союзников. А сестра у Неда хорошенькая, верно?

— Кто-кто? — спросил Ньял.

— Ну, отец, забирай его. Боюсь, от крепкого сидра он опьянел, как эльф.

— Вовсе не как эльф! — запротестовал Ньял. — Я трезв, как сама Дракониха!

Телерхайд взглядом заставил Ньяла замолчать.

В центре зала Финн Дарга — вождь племени пикси — развлекал гостей. Коротыш, крепкий, как все пикси, он был одет в невзрачную узкую коричневую тунику и ботинки, на голове — шляпа из коричневого фетра. Один из его друзей-пикси наигрывал песенку на шалклеоне — струнном инструменте из кости и палисандра. Финн снял шляпу. Раздались громкие крики и свист.

— Пойте! — крикнул снефид гномов, а Ур Логга — великанский король — зааплодировал.

Пикси пел богатым, сильным тенором, и пел со вкусом, делая паузы, чтобы повращать глазами и заставить свою публику смеяться.

Стуча кружками по столам, гости подхватили последний куплет:

Когда восторженные крики и рукоплескания умолкли, Телерхайд кивнул на воздвигнутый возле очага помост, и Ньял, взойдя на него, встал лицом к гостям.

— Начинаем Наименование Меча! — объявил Телерхайд.

По его сигналу Руф Наб, прятавшийся за кухонной дверью, застучал в барабан. Гости притихли.

— Кто идет? — произнес Телерхайд на официальном человеческом диалекте слова, которые все люди-мужчины повторяли с тех пор, как впервые пришли в Морбихан больше тысячи лет назад.