Джон Марко - Праведники Меча

Однако Алазариан не был его сыном. Лет знал это с той минуты, когда его светловолосая головенка появилась из материнской утробы. Шестнадцать лет назад леди Калида стала шлюхой для заезжего трийца, отдавшись ему под действием гипнотических чар неуместной любви. В те дни в империи часто появлялись путешественники из Люсел-Лора: это было частью культурного обмена, затеянного Аркусом. И хотя Элрад Лет так никогда и не узнал, как звали любовника Калиды, по молочным волосам Алазариана он понял, что этот гнусный любовник был трийцем. Когда-то он любил Калиду, но в тот день его любовь погибла. Теперь благодаря раку он избавился от потаскухи-жены, но плод ее измены по-прежнему дразнил его. И до этого дня он не надеялся получить удобную возможность избавиться от Алазариана.

– Шинн! – сказал он дрожащим голосом.

– Да?

– Когда мы вернемся в Арамур, я поручу тебе взять отряд в Железные горы, чтобы найти Джала Роба.

– Да, – спокойно ответил Шинн, – я это знаю.

– И вот еще что, Шинн…

– Что?

Элрад Лет повернулся к своему телохранителю.

– Возьми с собой Алазариана. И позаботься о том, чтобы с ним что-нибудь случилось.

Спустя два дня после прибытия на Кроут Касрин и Бьяджио по-прежнему ждали ответа Джелены.

Королева заперлась во дворце, отказываясь встречаться со своими гостями нарцами. Касрин предполагал, что ее окружают советники, пытаясь решить, что делать с предложением Бьяджио. Время мучительно замедлилось. Ожидая известий от своих лисских тюремщиков, Касрин занимал время тем, что обследовал дворец. В отличие от Бьяджио, которому не разрешали выходить из крыла виллы, Касрину было позволено ходить, куда ему заблагорассудится. Он мог выходить из дома, разговаривать с кем угодно и любоваться тем, что осталось от садов. Единственное, чего Касрину не разрешалось делать, – это устанавливать связь со своим кораблем, что безмерно его раздражало. С берега он мог видеть «Владыку ужаса», который качался на якоре в окружении все той же флотилии из лисских шхун. Его большой дредноут казался беспомощным, словно волк, на которого надели намордник. Для Касрина невозможность общаться со своей командой была самой неприятной стороной плена. Если бы не этот запрет, он мог бы даже получать удовольствие от пребывания на Кроуте.

Во время плавания Бьяджио часто расхваливал Кроут. Он говорил, что это – лучший уголок империи, и у Касрина не было оснований усомниться в этом. Здесь ветер нес запахи моря и множества цветов, и даже сейчас, в самом начале весны, солнце было теплым. Хотя дворец превратили в крепость, он по-прежнему хранил черты великолепной архитектуры: с огромных балконов открывались чудесные виды на остров, цветные стекла витражей ловили лучи солнца под идеальными углами. Как тюрьма вилла Бьяджио была чем-то вроде рая, а светловолосые лиссцы играли роль ангелов. К собственному удивлению, Касрин быстро к ним привык. Они были любопытны и обычно вежливы, а смотреть на них было приятно: они немного походили на Бьяджио с его поджарым бесполым телом и безупречной кожей. Касрину и прежде приходилось видеть лиссцев, но до этого он никогда по-настоящему их не замечал, не осознавал тонких различий между ними и его собственным народом. Конечно, они были просто людьми – но в чем-то они были совсем не простыми. И порой он ощущал собственную неполноценность.

Вечером второго дня своего пребывания на Кроуте Касрин обнаружил небольшой пруд, спрятавшийся за восточной стеной дворца. Это было единственное место, которое инженеры Джелены не испоганили траншеями: возможно, потому что здесь густо росли деревья, которые сами по себе обеспечивали удовлетворительное укрытие. К тому же пруд располагался на некотором удалении от главного здания. Наскучив однообразными окрестностями, Касрин углубился в деревья, не обращая внимания на любопытные взгляды лиссцев, которые несли стражу вокруг дворца. Похоже, Джелена отдала приказ, чтобы ему разрешали идти туда, куда ему вздумается, так что он проверил свою свободу, нырнув в заросли. Стражники за ним не пошли. И в этот момент он обнаружил пруд.

Разведя ветки руками, он увидел совершенно неподвижную гладь воды, которую нарушали только круги от играющей рыбы. Увидев воду, Касрин радостно засмеялся. Вокруг пруда шла аккуратная галечная дорожка, по краю которой распускались голубые и оранжевые цветы. У ближайшего берега оказалась заброшенная и одинокая каменная скамья, белая поверхность которой наполовину заросла мхом. Касрин шагнул ближе, заинтересовавшись скамейкой и очаровательным уголком. Он решил, что в такое место можно было бы привести тайную возлюбленную. Птицы, покинувшие прочие окрестности виллы, распевали в кронах деревьев и прыгали по переплетенным веткам, опасливо поглядывая на пришельца. Стараясь ступать как можно тише, Касрин подошел к скамейке. Опустившись рядом с ней на колени, он стал рассматривать ее поверхность. Почему-то он почти ожидал увидеть вырезанное на ней имя Бьяджио – как озорное напоминание о юности императора. Однако скамья оказалась нетронутой – если не считать цепких пальцев мха. Касрин обтер сиденье ладонью, постаравшись убрать мох, а потом сел и стал любоваться миром, который он открыл.

– Красота! – прошептал он.

В последнее время Касрин много думал о Наре и рыбацкой деревушке, которую он когда-то называл родиной. Он слишком много пил и слишком мало работал головой, так что результаты этого уже начинали сказываться. Во время плавания он начал мыслить более ясно. Ему приятно было снова оказаться на воде. И он решил, что даже Никабар не сможет отнять у него все. Подняв камушек, он пустил его прыгать по воде.

– Три отскока, – отметил он вслух, глядя, как камень отскакивает от воды. – Недурно.

Однако он решил, что сможет улучшить этот результат. Набрав целую горсть камней, выбирая самые подходящие, он стал пытаться побить собственный рекорд, и вскоре уже стоял на ногах, изо всех сил пытаясь добиться пяти отскоков. Развлекаясь, он думал о своем корабле, стоящем у берега, и о Бьяджио, посаженном в золоченую клетку, где он нетерпеливо расхаживает их угла в угол, ожидая известий от королевы. Мысли его перескочили к самой Джелене. Образ юной королевы заставил его улыбнуться. Она была удивительно прекрасна. У нее была такая же привлекательная внешность, как и у всех ее подданных, но ее красота была уже на другом уровне. Как только Касрин ее увидел, он был очарован. Ему было любопытно узнать, сколько ей лет. Наверняка не больше восемнадцати. Она держалась как женщина гораздо старшего возраста, но кожа ее была свежей, как у юной девушки, и голос не потерял хрустальной звонкости молодости. Она действительно могла называться королевой-ребенком.