Олаф Бьорн Локнит - Конан и Алая печать

Замок большой, имеющий множество пристроек и прилегающий к беспредельному Оленьему парку, занимающему едва не четверть площади столицы.

На въезде у меня еще раз осмотрели пергамент с приглашением, выдали специальную брошь в виде серебряной драконьей лапы, сжимающей меч — ее следовало приколоть на одежду каждому гостю. Вроде как подарок короля, и в то же время отличительный символ.

На мой кофийский герб бастарда никто не обращал внимания, благо кофийцев при дворе ныне завелось великое множество, спасибо принцу Тараску.

— О, рыцарь, я вижу на вашем гербе знакомые полумесяцы! — ко мне с улыбкой обратился разодетый в пух и прах молодой человек, с которым мы рука об руку поднимались под лестнице в зал Больших приемов. На его одежде мерцали золотом и рубинами символы династии Крейнов, владельцев обширных ленов на полуночи Немедии, возле самых рубежей Пограничья. — Помнится, что ваш сводный брат не столь давно выиграл у меня в кости великолепного стигийского жеребца!

«Начинается, — грустно подумал я. — Барону Гленнору следовало бы выбрать в качестве моей якобы семьи не столь разветвленный род. Придется изворачиваться и врать напропалую».

— А ты не мог бы уточнить, каким именно по счету являлся мой сводный брат? — пытаясь изобразить на лице любезность, ответил я. — Нас, потомков герцога Зимбор, наберется на целый полк.

Крейн расхохотался, чуть критически осмотрел красную перевязь бастарда, видимо, размышляя, достойно ли его графской милости общаться с незаконнорожденным, пускай и носящим герб, дворянином, но тень с его лица тотчас исчезла. Подумав, он доверительно сообщил мне:

— Знаешь, благородная кровь всегда остается таковой, родился ли ребенок в браке или без него. Раньше я никогда не видел тебя при дворе. Позволю себе представиться — наследный граф Эдмар Крейн, владетель области Соленых Озер.

— Влад Зимбор, — поклонился я в ответ. — Наследник лишь одного имени, владеющий только собой и своим мечом.

— Неплохо для начала, — весело согласился молодой граф. — Давно в столице?

— Будешь смеяться — второй день, — честно признался я.

— О-о, — протянул Эдмар. — Как же тебя пригласили на Большой прием? А, понимаю! Принц Тараск наверняка постарался. Он ведь родился в Кофе, и сейчас, пребывая в фаворе, наприглашал в Бельверус множество своих друзей.

— Твоя проницательность достойна уважения, — сдержанно ответил я. — Почтенный Эдмар, я здесь впервые и…

Пришлось сделать многозначительную паузу. Граф Крейн понял с полуслова.

— Разумеется, я тебя со всеми познакомлю! Все-таки я капитан гвардии и не первый год при дворе. Впрочем, давай оставим это дело на вечер. Сейчас все ждут выхода короля.

Мы оказались в чудовищно огромном зале — колонны розового мрамора, обсидиановые скульптуры, мозаичные картины на стенах. Холодное немедийское великолепие.

В отдалении виден трон Нимеда. Трон выполнен умелым мастером в виде сидящего золотого дракона, чей свернувшийся хвост являет собой ступеньки, голова с оскаленной пастью и раздвоенным языком возвышается над монархом, а широкие кожистые крылья прикрывают его справа и слева.

Я невольно усмехнулся — бархатная подушечка, на которой должен восседать Нимед, находилась как раз в той части фигуры дракона, где по любым законам природы должно располагаться причинное место сей чешуйчатой твари. Впрочем, у меня, наверное, слишком извращенное воображение.

— Тихо! — шикнул на меня блестящий королевский гвардеец, он же граф, владетель ленов и придворный кутила. — Смотри, король!

Распахнулись главные двери зала, монарший герольд выкрикнул что-то неразборчивое, но очень торжественное, и на постеленную бархатную дорожку, ведущую через все помещение к трону, ступил король Нимед Первый.

Старик! Боги, это же древний старик! В свои шестьдесят восемь лет Нимед выглядит почти на девяносто.

Два пажа ведут короля под руки, положенная на приемах церемониальная мантия из бархата и шкур горностая заменена на легкую и почти невесомую шелковую, вместо короны Дракона облысевший череп монарха украшает простой золотой обруч. Взгляд блуждающий и отсутствующий.

Попомнишь тут Нумедидеса!

Конан говорил мне, что еще шесть лет назад, во времена Полуночной Грозы, Нимед был крепким и сильным мужчиной, заводил себе любовниц, выступал на турнирах, сам командовал войском, когда немедийцы выступили на стороне Аквилонии против Офира… Что же случилось с королем? Всего за половину десятилетия постареть на двадцать лет? Выглядеть так, будто находишься на краю могилы? Невероятно!

Я отвел глаза от монарха и обратился к людям, которые его сопровождали.

Триумфатор Тараск идет вслед на Нимедом. Без дамы — принц не женат, а появляться на Большом приеме с фавориткой считается неприличным. За ним шествует наследник трона, Нимед-младший с супругой — по виду счастливая пара, обоим чуть меньше сорока лет. Принца недаром прозвали «Вечным Наследником» — папочка может просидеть на троне лет двадцать, хотя что-то я в этом сомневаюсь… Еще три принца крови — Зинген, Халлен и Ольтен с женами. Ничего примечательного.

Канцлер Тимон — государственному управителю уже семьдесят пять, но он являет собой прямую противоположность Нимеду.

Высокий, толстый, розовощекий, пышущий здоровьем, но чересчур унылый. Командир гвардии, великий казначей, тайный советник Эрдрик… И все. Больше никого.

Я раскрыл рот от изумления. В свите первейших лиц королевства я не нашел человека, к которому меня и посылал светлейший государь Аквилонии Конан Канах.

Я не увидел Мораддина, герцога Эрде.

Ненадолго вернемся к событиям четырнадцатидневной давности. Выше я упоминал, что вечером двадцатого дня последней зимней луны 1294 года по основанию Аквилонии был приглашен на королевскую вечеринку для друзей и тогда же государь наш Конан Канах изволил сделать Маэля Монброна своим личным порученцем.

Веду я вот к чему: я прибыл в Бельверус по особому делу, которое король Аквилонии считал «личным» и предпочел доверить его именно мне, старому знакомому и даже немножко другу.

Не сомневаюсь, здесь сыграли свою роль моя природная сообразительность, острый ум, феноменальная наблюдательность и столь же отточенное мастерство опытного конфидента, но… Прошу прощения, кажется, я слегка зарвался. Словом, Конан сказал: «Поезжай, разберись, что к чему», и я поехал. За подкладкой моего камзола находился ответ Конана на депешу его светлости герцога Мораддина, пришедшую в Тарантию за несколько дней до моего спешного отбытия в Бельверус.

«…Конан, кажется, впервые в жизни я столкнулся с неразрешимыми трудностями, — король медленно читал мне избранные выдержки из письма немедийского герцога. — Мы знаем друг друга двадцать лет, и, полагаю, у тебя никогда не возникало повода усомниться в моем оптимизме, в какие бы переделки мы вдвоем не попадали. Теперь, однако, я начал ощущать себя поглупевшим стариком, который не в состоянии увидеть очевидного. Вышеупомянутые «трудности» составляются не из королевской немилости (сам знаешь, я всегда верно служил своему королю и не могу вызывать его неудовольствия, а с наследником Нимедом-младшим мы самые добрые и искренние друзья), не из опасностей, подстерегающих всякого человека, занимающегося моим ремеслом… Семья и дети тоже в порядке, хотя и не совсем…»