Джеффри Лорд - Раб Сармы

Он звонко хлопнул в ладоши. В комнате появился десяток фадритов, вытащивших Блейда с Пелопсом на улицу.

Разведчик кивнул на маленького сармийца:

— Что будет с ним? Он — мой слуга и приятель. Я хочу, чтобы с ним хорошо обращались.

Экебус презрительно поморщился.

— Я не намерен заботиться о беглом рабе, даже если он твой приятель. С ним будут обращаться точно так же, как с тобой.

В последних словах фадранта Блейд уловил зловещий намек.

Длинная колонна измученных людей раненой змеей извивалась по пыльной бурой равнине. Они шли по-двое, и от первой до последней пары протянулась длинная тяжелая цепь. Каждый узник был закован в кандалы, соединенные с ней; они тащили этот груз уже пятый день и сейчас еле переставляли ноги. Колонну сопровождал большой отряд солдат, немилосердно подгонявших рабов древками, когда те сбивались с темпа. Верховный фадрант Экебус либо ехал впереди, либо гарцевал вдоль линии невольников на том самом белом жеребце, которого Блейд видел под ним раньше.

Хозяин и слуга составляли одну из пар в середине колонны. Путь до Сармакида был неблизким, и уже на исходе первого дня маленький сармиец стонал от усталости и клялся, что не может пошевелиться. Блейд, как умел, успокаивал его, пока не заставил пообещать, что тот все же попытается идти дальше. Самочувствие Пелопса внушало тревогу, и разведчик не знал, доберется ли его слуга до побережья. Он все еще нуждался в нем; хотя Пелопс был слабым человеком, в сармийских делах он разбирался отлично. Кроме этих прагматических соображений, имелась и еще одна причина: к немалому своему удивлению Блейд вдруг понял, что привязался к робкому маленькому учителю. Он совсем не хотел, чтобы фадриты забили Пелопса насмерть посреди степи.

Гладиаторов хорошо кормили, воды тоже было вдоволь. Экебус старался, чтобы бойцы не потеряли форму и с блеском выступили во время празднества и честь Оттоса, владыки Тиранны. Но если раб падал больше трех раз, его отвязывали и вели к верховному фадранту, чтобы тот лично убедился, достоин ли гладиатор столичной арены. Делалось это с впечатляющей простотой; Экебус с размаха бил раба в грудь, и если тот оставался на ногах, то мог продолжать путь на волокуше, запряженной парой лошадей. Если человек падал, солдаты пускали в ход пики. В первый день Блейд насчитал больше дюжины мертвых тел.

Ему пришлось отдать Пелопсу большую часть своего рациона; он не сомневался в исходе проверки, которую мог учинить Экебус. Однако Пелопс свалился в первый же день, и еще раз — во второй. Экебус, обычно разъезжавший вдоль колонны, в этот момент оказался рядом, и на его узких губах заиграла довольная усмешка. Теперь Блейд шагал, поддерживая одной рукой цепь, свисавшую с пояса Пелопса.

Когда фадрант в очередной раз проезжал мимо, его взгляд вновь остановился на маленьком учителе.

— Скоро эта мразь клюнет землю в третий раз, — зловеще пробормотал он.

Блейд вздрогнул и поднял мрачный взгляд на Экебуса.

— Я могу нести его, сьон! Он совсем не тяжелый.

Тот отрицательно покачал головой и рассмеялся.

— Это запрещено. Каждый сам за себя, и если он еще раз упадет, то подвергнется испытанию. Неужели ты сомневаешься в моем милосердии?

Блейд попробовал сплюнуть, но горло у него пересохло — последнюю порцию воды он отдал Пелопсу. Жест, однако, выглядел достаточно красноречивым.

Экебус снова рассмеялся и, подозвав двух фадритов, что-то тихо приказал им. Теперь эта пара постоянно держалась рядом, словно два волка, подстерегающих усталую овцу. Стиснув зубы, разведчик запустил пальцы в бороду, уже порядком отросшую, курчавую и всклокоченную, затем дернул цепь, прикрепленную к наручникам Пелопса. Он должен довести его до Сармакида! В том поединке, который они с Экебусом вели за жизнь этого малыша, каждый глоток воды и каждая унция веса значили так много!

— Шагай! Ты должен идти, малыш! — рявкнул Блейд. — Все очень просто — шаг, еще шаг и еще один. Думай только об этом. Когда соберешься падать, предупреди меня. Я помогу.

— О, великодушный сьон, — простонал Пелопс, — брось меня… Я не заслужил такой заботы… Я умру здесь… смерть от копья лучше огненного чрева Тора…

— Все равно я буду тебя тащить, — мрачно пообещал разведчик. — Я не могу тебя оставить, малыш, других друзей у меня нет.

Пелопс споткнулся, и он натянул цепь, не давая сармийцу свалиться на землю. Наблюдатели, к счастью, были заняты; они по очереди прикладывались к фляге с подозрительным содержимым и не смотрели по сторонам.

— У тебя есть Зена, — простонал Пелопс, судорожно ловя ртом горячий воздух. — Хотя я не понимаю… — он замялся.

— Я тоже не понимаю, — согласился Блейд. — Что-то здесь не то.

Первый раз он вслух высказал свои подозрения, мучившие его с начала похода. И с ним, и с Пелопсом обращались не лучше, чем с остальными рабами, — а может, еще и хуже. — Да, вряд ли Зена сумела получить родительское благословение на брак! Этот переход через степи и горы с рабским караваном не слишком напоминал триумфальное шествие любимого королевского зятя. Что-то не сработало. Вероятно, Зене не удалось добиться успеха — во всяком случае, полного успеха. Разведчик вспомнил слова Экебуса, что его вызывают в столицу по приказу тайрины. Именно тайрины! О Зене фадрант не упомянул ни словом.

И было ясно, что фадрант повинуется приказу с неохотой. Если с чужеземным воином и его слугой что-нибудь случится в дороге, Экебус будет не слишком огорчен. Блейд не сомневался, что хитроумный фадрант уже заготовил какую-нибудь правдоподобную версию для тайрины.

По ночам невольников тоже держали в цепях, и люди, падая на землю, засыпали прямо в грязи и нечистотах, слишком усталые, чтобы обращать на это внимание. Пелопс отключался сразу, нередко забывая об ужине; Блейд расталкивал его и заставлял есть. Сам он проводил вечерние часы в размышлениях. Караван двигался через степи и горы к морскому побережью, к столице, и неприятные предчувствия все чаще и чаще охватывали разведчика. День ото дня цепь становилась тяжелее, Пелопс спотыкался на каждом шагу, и сердце Блейда леденело в ожидании беды.

Наконец колонна нанизанных на цепь людей подобно змее вползла по крутой тропинке на высокое каменистое плоскогорье и остановилась на отдых на краю отвесного утеса. Вдалеке, залитые неярким тусклым золотом закатного солнца, поблескивали крыши башен, дворцов и храмов Сармакида. За городом алело море, и Блейд уже ощущал слабый йодистый запах соленой воды. Над удлиненным прямоугольником гавани, перекрытой огромной бронзовой цепью, вздымался лес корабельных мачт. Этот вид не был неожиданным для странника; Пелопс не раз говорил ему, что Сарма — морская держава.