НИЭННАХ ИЛЛЕТ - ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ

– Ты… правда хочешь, чтобы я остался?

– У тебя зрячее сердце, Дайо. Ты видишь сам.

– Да… я вижу твои глаза… Я раньше думал: звезды – что это? Какие они? Теперь я знаю…

– Дайолен.

Юноша поднял голову. Под сводами зала гасли последние отзвуки песни.

– Да, Учитель?

– Собирайся в дорогу, Дайо.

Дайолен вздрогнул:

– Ты… ты гонишь меня, Учитель? Тебе не нравятся мои песни? – лицо его стало растерянным, по-детски беззащитным.

– Твои песни прекрасны, мальчик. Они достойны того, чтобы их слышали многие, не только я. Ведь не можешь ты вечно жить в замке. Да ты и сам об этом думал.

– Я не хочу уходить от тебя, Учитель.

– Не от меня. К людям. Слушай свое сердце.

– Сердце велит мне остаться, Учитель. Я слышал, снова война… Мне неспокойно, Учитель; прости, но… но я боюсь за тебя… Я останусь; я ведь тоже могу защищать тебя, я умею сражаться – на звон оружия…

– Зачем тебе меч, Дайо? Слово и песня тверже стали, острее клинка. Иди. И – вот, возьми эту лютню.

– Но у меня…

– Это мой дар.

Дайолен провел по струнам. Улыбнулся, начал играть одну мелодию, вторую…

– Она… она живая, Учитель!.. Поет… плачет… никогда не слышал такого…

– Я сделал ее для тебя.

– Ты, Учитель?.. Разве я достоин такого дара?

– Твои песни – ее душа. И живой ее могут сделать только твои руки и сердце.

– Она говорит, слышишь? И струны – как лучи звезд… Ох, Учитель, как мне благодарить тебя?

– Не нужно. Храни память. И пусть люди слышат тебя. Не забывай ничего, – голос Мелькора дрогнул.

Дайолен взял руку Учителя в свои. Осторожные прикосновения чутких пальцев почти не причиняли боли.

– Я буду помнить все, что ты говорил. Тебя. Твои глаза. Твои руки. Ты прав, я давно решился. Но мне тяжело уходить. Сердцу больно, словно не встретимся больше.

– Не думай об этом. Прощай.

– …Ты говорил с ним? – выспрашивал мальчишка. – Ты знаешь его? Какой он, расскажи?

– У него глаза – звезды, а руки – чудо и боль. Он крылатый, но в его венце – вся скорбь мира. И голос – как музыка… когда он говорит, хочется просто сидеть у его ног и слушать, слушать…

Дайолен умолк, потом промолвил, отвернувшись:

– Все, хватит, Андар. Иначе я не смогу уйти. Слишком тяжело уходить от него. Как сердце разорвать надвое. Идем. Пора в дорогу.

Они шли на восток – много дней, много месяцев. Голубые горы в туманной дымке поздней осени встретили их резким ветром, хлещущим по лицу, как мокрое полотнище. Здесь мучительно-остро ощутил Дайолен свою беспомощность и ненужность: он не мог охотиться, не мог даже набрать сучьев для костра. Тем усерднее учился он разводить огонь, готовить пищу, искать целебные травы и съедобные коренья. Когда удавалось отыскать ночлег, надежно защищенный от пронизывающего ветра и злого мокрого снега, Дайолен брал в руки черную лютню, и Андар замирал, иногда в чудовищно неудобной позе, боясь вздохнуть, и слушал…

Когда спустились в долину, наступила зима. Дайолен теперь спал мало: мучили тревожные сны, и часто он просыпался от собственного стона…

Андар проснулся от того, что кто-то тряхнул его за плечи. Мальчишка заворчал: «Ну что тебе, что…»

Прямо в лицо ему смотрели темные неподвижные глаза Дайолена.

– Что там? – отрывисто спросил менестрель.

Андар взглянул и ответил сонно:

– Ну, закат…

Сон как рукой сняло. Какой закат на Севере? Да и ночь ведь…

Но там, за горами, вставало зарево, и небо стекало кровью по черным горным пикам… А потом – словно кто-то клинком рассек живую плоть неба – разошлись рваные края низких туч и ослепительно ярко вспыхнула Звезда… Из груди Дайолена вырвался хриплый звук, похожий на стон раненого зверя, и он упал ничком, впиваясь сведенными судорогой пальцами в мерзлую землю…

И потянулись дни – краткие и туманные, а ночи длились бесконечно, и Андар сидел рядом с Дайоленом, не решаясь ни на минуту оставить товарища одного. И, склоняясь к синеватым губам менестреля, слушал бессвязные слова, и глухие рыдания и навязчиво повторяющееся: «Я думал… звезды… какие они?.. Теперь я знаю… Я вижу твои глаза… Твои глаза…»

Он все-таки задремал, наверно. Очнулся, как от удара, от страшного крика, рванулся к Дайолену – и отшатнулся, встретив неподвижный нечеловеческий взгляд.

В ту ночь на землю обрушился звездопад…

Дайолен молчал. Часто брал он в руки черную лютню, и струны стонали и плакали под его пальцами, но он никогда не пел. Они шли на восток, а Дайолен все оглядывался назад – туда, где горела Звезда – так ярко, что и свет солнца не мог затмить ее; туда, где билась Звезда – как задыхающееся, рвущееся в агонии сердце. И свет ее был – свет глаз, которым не сиять уже никогда; и свет ее был – боль, которой нет сильнее…

Прошла странная молчаливая весна, отплакало печальное лето, отпылала огнем и кровью осень… Ранняя зима застала их в лесу, к которому пришли они, миновав неприветливый перевал и переправившись через широкий речной поток на неумело связанном плоту.

– Стойте!

Стройный лучник возник бесшумно, словно из ниоткуда: только что не было никого – и вот, стоит у ствола тысячелетнего дерева, и волосы отливают бледным золотом в лучах неяркого предзимнего солнца.

– Кто вы, откуда и куда держите путь?

Лучник говорил на наречии Синдар со странным непривычным акцентом.

– Кто это? – тихо спросил Дайолен.

– Не знаю, – так же приглушенно ответил Андар. – По обличью вроде Эльф… Одежда странная…

– Мы странники, – сказал Дайолен. – Идем на Восток.

– Ты менестрель? – лучник заметил лютню.

– Да… Позволите ли нам обогреться? Правда нам нечем отплатить за гостеприимство… разве что песней.

Эльф подумал немного.

– Идите за мной. Я отведу вас к правителю.

Андар с некоторой опаской поглядывал на Дайолена, но тот шел уверенно, лишь изредка касаясь стволов деревьев, и мальчик перестал волноваться.

Дом правителя здешних Эльфов был украшен тонкой резьбой по дереву: золотисто-светлый, словно пропитанный солнцем, звенящий и легкий. Андар заметно робел, но Дайолен держался с достоинством, и мальчик успокоился, только старался держаться поближе к менестрелю: мало ли, что может случиться?

Правитель Эльфов встретил их в небольшом круглом зале. Пол был устлан мягкими шкурами, и Люди шли словно по щиколотку в мягком теплом мху. Остановившись, Дайолен учтиво поклонился. Андар последовал его примеру.

Собравшиеся в зале Эльфы – кто сидел на резной скамье, кто прямо на полу, на шкурах – с интересом разглядывали Людей.

Старший – невысок ростом, строен и красив, в черных одеждах. Тонкая талия перетянута поясом из стальных пластин – у правителя почти такой же, серебряный: металл здесь – редкость. Черные волосы спадают на плечи тяжелой волной, лицо смуглое, с острыми по-птичьи чертами. Но самое странное – глаза: в мягких, по-девичьи длинных ресницах – две темно-зеленых, горящих странным огнем звезды, неподвижно смотрящих в лицо правителя. Становится не по себе от глубокого взгляда: как в душу глядит.