Пол Андерсон - Дахут, дочь короля

— Будик! — заорал он. — Эй, старый собутыльник, пойдем выпьем!

Солдат остановился. На нем была штатская исанская одежда: туника, кожаные штаны, плащ, полуботы, но у него всегда были короткие волосы и чисто выбритое лицо. Его светлые локоны колыхались. Встав и вглядываясь, ветеран слегка покачнулся.

— О, — отозвался он. — Ты. Что ж, почему нет? Еле удерживая равновесие, он подошел к воротам и вошел. Маэлох провел его под навес, который давал убежище, но даже при открытой двери не впускал свет. Будик плюхнулся вниз на груду досок. С полки, заставленной инструментами и принадлежностями, Маэлох достал кувшин с элем. Будик сделал большой глоток.

Маэлох бросил на него долгий взгляд, возвращаясь к кораблю. Подбородок у Будика порос щетиной, а глаза налились кровью.

— Еще рано напиваться, — сказал Маэлох. Будик пожал плечами.

— Начал я до рассвета. Задолго до рассвета. — Он икнул. — А почему бы и нет? Дел у меня сегодня нет. Вообще нет.

Маэлох уселся на загроможденный вещами стол и сам сделал глоток.

— Мог бы подождать, пока освободятся остальные, — посоветовал он. — Пить одному — это гиблое дело.

— Ну, я направлялся в Рыбий хвост. Я нашел бы кого-нибудь. Сам видишь, я выпил все, что было у меня дома.

Маэлох мгновение поколебался, прежде чем протянуть кувшин.

— Дома можно найти больше, чем вино, для траты времени, — сказал он.

— Ха! У меня дома?

Горечь ответа ошеломила Маэлоха. Пальцы пробежали по испещренной белым бороде.

— Хм. Я слыхал. Ходят слухи. Но я не сую свой нос.

— Отчего же? — Будик возразил резко, агрессивно. — Раньше совал, ты, да, совал, тыкал, тыкал его. Тогда она была ничего, да? — он усмехнулся.

— Твои друзья сто лет назад выкинули это из головы, — с состраданием сказал Маэлох.

— Рожденная заново во Христе, да-да, вот наша Кебан.

— Мы бы почтили твою жену, если бы когда-нибудь были у тебя в гостях.

— С ее-то уходом за домом? Хе. Но она стала хорошей христианкой. Поистине да, это у нее есть. С какой радостью она согласилась, чтобы мы жили вместе как брат и сестра, во славу Господа.

Маэлох попытался засмеяться.

— Теперь это такая, большая жертва! — он отрезвел. — Не пойми меня неправильно. Бедная девочка, если она и впрямь так больна, как я слышал, то это твоя вина. Я вновь и вновь находил, что добрее и мудрее на некоторое время оставлять мою Бету и идти куда-нибудь в другое место. Ты помнишь.

— Больше нет. Не для меня. — Будик покачал головой. — Я поклялся, что тоже буду чист. Это после того чуда с лодкой. Мог ли я поступить иначе, я, побывавший в собственных руках Господа?

Маэлох нахмурился.

— Хочешь сказать, это ты спас два-три месяца назад яхту Боматина Кузури? Те байки, что дошли до моих ушей, неясны, но сверхъестественны. — Взгляд заострился. — Не знал, что это ты был с Корентином.

— Кто меня мог узнать в темноте и суматохе? После я ничего не говорил, и святой отец тоже. Ради семьи. Мне это он посоветовал. — Будик перестал глотать слова. Он сел прямо и увлеченно смотрел вдаль. — Но я знал об удивительности Бога.

— А женщинам рассказывал? — мягко ответил Маэлох. — Что ж, я, конечно, не спрашиваю, что происходит между человеком и его богами.

— Его Богом, одним и единственно верным Богом, — воскликнул Будик. Глазами он поискал взгляд рыбака. — Говорю тебе, я это видел. Я был в этом. Мы бы все утонули, если б не Его помощь. Ты моряк, ты должен это знать. Тогда почему ты не отвернешься от своих демонов и верований? Ты мне правишься. Мне ненавистна мысль о том, что тебе вечно горсть в аду.

— Я верю, что ты говоришь правду. Но и я повидал свою долю странностей, да, жил с ними, совершил ночной переход на Сен как передо мной мои отцы, не будем говорить о том, что происходит в открытом море. — Маэлох пожал плечами. — Так чти же те Силы, что тебе кажутся лучшими. Я буду жить со своими. Они никогда не хотели от меня больше, чем то, от чего я могу воздержаться. Но твой Христос…

Голова Будика покачнулась из стороны в сторону. Его мгновенное самообладание ушло.

— Это тяжело, тяжело, — изрек он. — Прошлым вечером я шел с дежурства домой по дороге Тараниса, и там были носилки, и в них лежала куртизанка Д-ж-жорет.

Маэлох поморщился.

— Знаю, то, что ей платили большие деньги, чтобы она была принцессой Дахут. Да съедят ее угри.

— О, но она была так прекрасна. Я вернулся домой и… и лежал без сна в темноте, час за часом, пока…

— И отрекся от любой помощи. Я уже говорил, твой Христос безрассудный бог.

— Нет, Его награда з-з-за верную службу безгранична.

— Хм? А, ну что ж, что бы ты ни имел под этим в виду, не будем проповедовать. Я останусь со своими богами, как и со своим королем и со своими друзьями, пока Они остаются со мной.

— А они остались? — закричал Будик. — Что кроме ужаса они приносят? Подумай о Дахут, подумай о Грациллонии.

— Верно, зачастую они суровы, даже беспощадны, но мир такой. Это уже мы должны выносить вес без хныканья. Они даруют нам жизнь.

Будик вскочил на ноги.

— Не даруют! — закричал он. — Они демоны-кровопийцы! Единственное, что они тебе дают, это твоя погибель!

Маэлох поднялся медленнее. Его огромная рука сжалась на тунике Будика.

— Теперь достаточно, — прорычал он. — Лучше не буду стелить тобой палубу, мальчик. Иди. Но вот о чем себя спроси — когда Лер посылает на землю благоприятные ветра и косяки рыбы к берегам, Таранис льет солнечный свет и летний дождь, Белисама приносит любовь, детей и надежду, — спроси себя, мальчик, что же такого сделал твой Христос для тебя?

Он отпустил его и оттолкнул. Будик, шатаясь, пошел обратно к стене. Там он на минуту прислонился, разинув рот, словно нашел наконец слова для необъяснимого.

Только-только пошедшая на убыль луна криво светила своей белизной сквозь оконные стекла на постель Карсы. Дахут поднялась и села, возвышаясь над одеялами, точно русалка над морем. Лунный свет серебрил ей волосы, лицо, груди; он превратил глаза в ртутные озера; но полумесяц Богини был черен как окружающие тени. Молодой мужчина с Обожанием взглянул вверх на нес. Она вздохнула.

— Нам надо серьезно поговорить, — сказала, ему Дахут. Ее дыхание на холоде казалось видением.

Он улыбнулся и погладил ее бок.

— Так быстро?

— Мы, и так запоздали. Три ночи вместе. Неважно, что я хожу туда-сюда во тьме, в плаще, в капюшоне, под покрывалом. Народ — болтовня слуг — они скоро обнаружат, что никто из них не знает, где я была, и заинтересуются, и… Руфиний уехал, но за мной могут следить другие. Он помрачнел.

— Знаю. Я подумал еще кое о чем, кроме как о тебе и о моей любви. Завтра я открою составленный мной план.

— Сейчас, — настаивала она. — Опасность слишком близка к нам обоим. Либо мы действуем немедленно, либо ты немедленно покидаешь Ис и никогда не возвращаешься. Или мы умрем. Если я уеду с тобой, они нас вычислят.