Кэрол Берг - Сын Авонара

До суда оставались недели, но по мере того, как год близился к концу, я ощущала, что Кейрон становится все слабее. Когда кто-нибудь навещал меня, я спрашивала, как обращаются с моим мужем.

— Он представитель одного из старинных семейств Лейрана. Закон запрещает морить голодом и плохо обращаться с любым, кто не был признан преступником. Я могу процитировать статьи их «Кодекса Вестовара».

Никто не слушал меня. Как-то Кейрон упомянул, что, кажется, благодаря моему заступничеству ему увеличили порцию воды. «Ты обрела покровителя, как я искренне надеюсь, или же просто так долго приставала к кому-то с жалобами, что он стал готов на все, лишь бы ты замолчала?»

— Держись, — ответила я. — Я найду выход.

Но ничего не изменилось. С тем же успехом я могла бы плевать на крепостные стены, надеясь разрушить их таким способом.

Четвертый год правления короля Эварда, зима

За неделю до суда Кейрон разбудил среди ночи. «Мне жаль тебя тревожить, но необходимо поговорить».

— Как я хочу быть с тобой, — ответила я, садясь на кровати и успокаивая смятенные мысли, чтобы говорить разборчиво.

«Кажется, они решили, что я сказал им все, и мне больше нечем заняться, только размышлять».

— И о чем же ты размышлял, пока я беззастенчиво предавалась лени?

«Для чего я здесь».

— Не понимаю.

«Если я в самом деле последний, тогда вопрос, когда я умру, довольно важен, это не просто личное дело дж'эттаннского целителя тридцати двух лет от роду, о котором не пожалеет никто, кроме тебя. Нет, я не хочу жалобами заставить тебя перечислять, кто станет скорбеть обо мне, хотя это утешило бы меня. Но если я действительно последний, а судя по всему, так оно и есть, тогда что-то необходимо завершить. И я изо всех сил стараюсь понять, что именно».

— И ты уловил хотя бы намек?

«Может быть, я схожу с ума. Я не в силах понять. Поэтому я должен поговорить с тобой прямо сейчас. Эти дни и недели я делал все, заставляя себя поверить, будто моего тела не существует, я ушел от внешнего мира, и увидел, как велик и загадочен мир внутренний. И я кое-что нашел. Должно быть, это уже давно таилось во мне, а может быть, не во мне, а в той части меня, которая досталась мне от отца, от матери, от деда…»

— Продолжай.

«Это слово силы, подобное тем словам, которыми я лечу».

— Слово… и что оно делает?

«Не знаю. Может быть, ничего. Но я не могу отделаться от него, в нем заключены образы, наподобие того, как в тексте рукописи содержатся изображения птиц, животных или цветов. Белый город стоит, окруженный зелеными горами, а за ним лежит огромная пропасть, такая глубокая и темная, что я не осмеливаюсь заглянуть в нее. Что-то сломано… я не знаю что. Похоже, это безумие…»

— Ты не безумен. Нет. Ты во всем точно такой, каким я тебя знала. Не сомневайся. — Я вскочила и заметалась по комнате, словно пойманный зверь. Как мало я могу предложить ему. Только свою убежденность.

«Я надеялся услышать это. Возможно, я смогу узнать больше».

— Мы узнаем вместе.

Всего за несколько дней до суда я все еще пыталась найти кого-нибудь, кто поможет защитить Кейрона, но от жрецов и следователей не было никакого проку. Никто не станет защищать мага, заявили они. К чему это?

— Потому что это справедливо, — настаивала я.

— Я вообще не понимаю, зачем король Эвард затевает суд, — сказал сухопарый лысый жрец Аннадиса, который уже несколько раз навещал меня. — Оставить мага в живых хоть на день, какое оскорбление Близнецам. Люди хотят видеть его сожжение. Говорят, он шпионил для Керотеи, творил магию на пользу им даже в тюрьме.

Конечно, потому-то все так затянулось. Кейрона скормят народу, чтобы подогреть боевой дух, к весенней кампании у короля снова будут рекруты.

— Отец Гласст, я должна пойти на суд. Мне должны позволить защищать его.

— О, я не сомневаюсь, вы будете там, моя госпожа. Король утверждает, что никогда не слышал от вас ни слова лжи.

Мне показалось странным, что Эвард расхваливает мои добродетели, но я уцепилась за эту новость и лелеяла ее, словно самую ценную в мире вещь. Надежда. Всего лишь проблеск надежды. Я смогу говорить в защиту Кейрона. Мартин всегда повторял, что я смогу убедить самого бога морей Джеррата осушить океан. Мне хотелось, чтобы иссохший маленький жрец забрал своего трепещущего юного ученика и убрался, тогда я могла бы упиваться надеждой, я могла бы подумать, решить, как вести себя дальше.

— Мы лишь надеемся, что вы будете достаточно свободны от влияния чародея и правда не будет жечь вам уста.

Окрыленная надеждой и новыми возможностями, я ответила так, словно жрец действительно слушал меня.

— Я говорила только правду вам и вашим товарищам все эти недели. И мой муж говорит только правду. Выслушайте его, узнайте его историю, вы поймете.

Бледный тощий человечек задохнулся от возмущения. Я ни за что не стану слушать мага. Вот причина вашего падения, сударыня. Прислушиваться к злу — значит подпасть под его власть. Слава Близнецам и их великому отцу Ароту, больше никто никогда не попадется на дьявольские речи чародея.

— О чем вы говорите?

— Ему же вырвали язык! Как раз вчера. Нельзя допустить, чтобы он околдовал короля или Совет лордов на суде.

Пучеглазый ученик подхватил:

— По этой же причине ему выжгли глаза и переломали руки в день ареста. Так что он не смог подчинить себе следователей колдовством и заклинаниями. Нельзя же позволить магу творить чары!

Мне казалось, что земля ушла у меня из-под ног. Отшатнувшись от гордых собой скотов, я повернулась к запертой двери и колотила по ней кулаками, пока кровь не замарала дерево.

— Стража! Будьте вы прокляты навеки. Стража! Пусть боги проклянут вас всех. Уберите этого червя из моей комнаты. Я должна видеть канцлера или кого-нибудь из властей. Я требую сюда своего брата. От имени короля творятся преступления! Король Эвард должен знать об этом!

Скоро дверь распахнулась, и ошалевшие жрецы выскочили из комнаты, дрожа, словно перепуганные кролики. Ученик уронил лампу, и когда стражник затопал по масляной луже, сбивая огонь, я попыталась проскользнуть мимо него. Но его напарник впихнул меня обратно и захлопнул дверь. Я ревела от ярости, пока у меня не сел голос, но никто не пришел, ни сразу, ни позже, никто не стал слушать мои жалобы.

Дрожащая, осипшая, от боли едва способная соображать, я упала на пол и уронила голову на кровать, стараясь взять себя в руки. Я не разговаривала с Кейроном с прошлого вечера, с того момента, как они сотворили это новое изуверство, и пока тянулись часы молчания, я начала бояться, что он умер. Его глаза. Его язык. Его ласковые руки. О боги, сжальтесь…

Перемены в освещении за высоким окном доказывали, что время не остановилось. Пришло утро. Кто-то принес поднос, поставил у двери. Я даже не шевельнулась. Судя по свету, время перевалило за полдень. Поднос исчез. Только когда последние желтые лучи солнца снова поглотил серый вечер, я услышала его зов. «Сейри…»