Мэрион Брэдли - Два завоевателя

Затем неожиданно все стихло, теперь Бард уже связно воспринимал события. Его люди брели к повозке. Ступали с трудом, тащили за собой мечи — лезвия корябали расплывшуюся кроваво-снежную массу под ногами. С облегчением он увидел среди них Белтрана, лицо принца было в крови, однако он шел довольно ровно. Бард приказал сосчитать потери, помочь раненым, а сам вместе с мастером Гаретом отправился проверить содержимое фур. Шел и размышлял — вот будет номер, если в уложенных в повозки бочонках окажутся сухие фрукты, заготовленные армейскими интендантами для снабжения войск, а не жуткое оружие, за которым они отправились.

Юноша осторожно вытащил один из бочонков — в нос отвратительно шибануло горьковато-едкой вонью. Да, это, несомненно, клингфайр, ужасное зелье, которое легко вспыхивает и сжигает все, к чему прикоснется. Липнет намертво, прожигает все насквозь: металл, одежду, тело, кости… Эта гадость в природе не встречается, она — результат зловещего колдовства. Им здорово повезло, что наемники не успели применить эту смесь против его людей. Может, решили, что на снегу это зелье не вспыхнет?.. Или им не сказали, что они везут? Непонятно… Случалось, что стрелы с наконечниками, смоченными в клингфайре, использовались против кавалерии — в подобных случаях лошади просто с ума сходили и приносили больше вреда, чем это страшное оружие.

Прежде всего Бард расставил непострадавших и легкораненых солдат — поручил им охрану повозок. Командовать ими назначил мастера Гарета. С облегчением он обнаружил, что Мелора цела и невредима, хотя лицо ее было запачкано кровью.

Она тихо пояснила:

— Это чужая кровь. Он набросился на меня, я его заколола. Это не моя кровь. Чужая…

Бард перевел дух, потом подозвал троих солдат и приказал им собрать разбежавшихся коней. Тем из наемников, кто был тяжело ранен, подарили легкую смерть — закололи кинжалами. Кто мог, уже давно бежал с поля боя.

Пора было готовиться в обратный путь. Прежде всего следовало проверить, сколько осталось тягловых животных, без них обоз встанет намертво. В этот момент его отвлек истошный крик. Бард обернулся — длинный, худощавый наемник бросился на него с мечом и кинжалом. Очевидно, прятался где-то между телегами. Он был ранен в ногу, однако оказался достойным противником. Удар Барда отвел ловко, попытался достать его кинжалом. Бард ди Астуриен еще раз попытался сразить врага мечом и, добившись секундной передышки, тоже выхватил из-за пояса кинжал. Затем они сошлись в смертельной схватке. Лезвие кинжала оказалось возле самого горла Барда — он едва смог сдержать напор врага. Наконец изловчившись, нанес удар наемнику в ребра. Тот коротко вскрикнул, дернулся и через мгновение рухнул замертво.

Юношу била крупная дрожь. Он никак не мог успокоиться. Нападение было внезапным, схватка короткой, перед глазами все еще стояло мерцающее лезвие кинжала. Он невольно сплюнул — густо, отчаянно. Опять полный рот слюны — снова сплюнул. Наконец перевел дух, подобрал меч, сунул его в ножны, потом присел и, тяжело дыша, попытался вытащить свой кинжал из тела погибшего наемника, однако нож не поддавался. Наверное, лезвие застряло в ребре. Бард выпрямился, неожиданно рассмеялся и приказал подбежавшим к нему людям:

— Черт с ним, так и похороните. Пусть возьмет его с собой к Зандру. Я обменяюсь с ним оружием.

Бард подобрал кинжал наемника — с лезвием из темного тусклого металла с травленым орнаментом. Рукоять была сделана из меди и украшена зеленоватыми мелкими каменьями. Бард с интересом осмотрел оружие, потом заметил:

— Он был храбрец, этот наемник. — И сунул кинжал в ножны.

До конца дня люди чинили повозки, размещали груз, сгоняли животных, похоронили троих товарищей, убитых в бою. Семеро были достаточно серьезно ранены. Один из них — Бард его хорошо знал — вряд ли перенесет обратную дорогу. Зимой, по снегу… Бард особенно сильно переживал за него… Мастер Гарет тоже получил рану, однако заявил, что на следующий день будет готов отправиться в путь.

Между тем снег продолжал сыпать. Осенью смеркается быстро, вскоре на землю опустилась тьма. Солдаты Барда обшарили повозки и нашли вино, которое, по-видимому, принадлежало наемникам из Сухих земель — они слыли известными пьяницами. Вино было доброе, из Ардкарана, и Бард разрешил солдатам отпраздновать победу. К тому же один из тягловых червинов сломал ногу, его тут же прирезали, разделали, и скоро в лагере вкусно запахло жареным мясом. Однако до того Бард долго приставал к Мирелле, спрашивая, нет ли поблизости врагов, приказал мастеру Гарету запустить сторожевую птицу. Невзирая на снегопад!.. Тому ничего не оставалось — только когда и птица подтвердила, что вокруг все спокойно, Бард успокоился.

Уже в сумерках воины, наговорившись, еще раз пережив события последнего боя, дружно запели. Начали с баллад, потом затянули и более веселые песни. Бард сидел в сторонке и слушал их.

Мелора подошла неслышно, остановилась за спиной, потом тихо сказала:

— Всегда удивлялась, как они могут веселиться, петь, жрать — и все в охотку — после крови, убийства. Погибли их товарищи, да и врагов убито не мало. Что ни говори, они ведь тоже люди.

Бард обернулся, девушка куталась в серый, плащ.

— Вы что, дамисела, боитесь привидений? Мертвые уже не встанут. А эти живые, где они будут завтра, неизвестно. Если день и ночь печалиться, то скоро с ума сойдешь.

Она помолчала, потом выговорила:

— Это понятно, ну да. Однако похороны всегда похороны, я не могу избавиться от мрачного ощущения.

— Вы, леди, не солдат. Для воина каждое сражение, из которого он вышел живым, — повод для радости. Ведь он еще дышит!.. Вот и песни, и вино, а если бы мы были в составе армии, то и лагерные шлюхи. А то бы подались в ближайший город за женщинами.

Мелора содрогнулась и спросила:

— А в нашем положении, если поблизости нет поселений, где можно грабить и насиловать?

— Ну, война — это испытание удачливости. Сегодня смерть прошла мимо, завтра — кто знает. Почему вы считаете, что женщины могут застраховаться от ударов судьбы? Многие относятся в этому более спокойно, — сказал Бард, засмеялся и тут же примолк. Мелора, к его удивлению, не отвела взгляд, не захихикала, даже улыбнуться не решилась, как в подобных случаях поступали девицы. Бард догадывался, что они таким образом пытались защититься от ужасающих картин, невольно встающих перед глазами. Защититься покорностью, молчаливой мольбой о пощаде, что, бывало, распаляло солдат куда сильнее, чем дерзкое сопротивление, проклятья и слезы.

Мелора с тем же недоуменным видом пытливо и искренне вглядывалась в него — в мужчину, в человека, который был рожден защищать ее, заботиться о ней, воспитывать их детей, но вместо этого частенько превращался в разнузданного, ополоумевшего зверя, не ведающего, что творит.