Мэри Джентл - Древний свет

— Скверно, да? — Я встретилась с ее взглядом. Ты не можешь дышать, а это рана грудной стенки… И, глядя на это узкое лицо и мучения, я внезапно ощутила в себе хладнокровие и ясность в мыслях. — Довольно скверно — ломаные кости?

— Пожалуй. — Она передвинулась, садясь поближе ко мне, застонала от боли, потом зашлась в кашле, но с трудом подавила его.

Снаружи воздух задрожал от толчка; где-то раздался сильный треск. Кто-то закричал. Накатывался грохот, сотрясая стены крошечной комнаты. «Должно быть, „челнок“, идущий на малой высоте», — подумала я, но над причалом стлался черный дым, и я ничего не видела. А она сидела, опершись спиной на стену, эта женщина из чужого мира. Запрокинув назад голову и тяжело глотая воздух. Солнце едва заметно окрашивало в медно-красный цвет ее черную гриву, плечи, шестипалую руку, прижатую к сильно выгнутым ребрам. «Гуманоид — не земной человек, — спокойно подумала я, — но ребро может пронзить легкое, и это у всех одно и то же».

— Что там происходит?

Она с трудом сделала вдох, и в горле у нее захрипело.

— Не могу… говорить; понимаете. Я видела корабли с 'аранти в воздухе над Западным холмом. Думаю, они стреляли. — Она посмотрела на меня и покачала головой. — Мы здесь приперты к стене.

Она придает ранению слишком большое значение. Я посмотрела вверх, за дверной проем, и снова увидела поднимавшиеся вверх клубы дыма, голубое небо за ними и что-то блеснувшее в нем, должно быть, еще один «челнок».

— Вы говорили… говорили, что они движутся в нашу сторону. Сюда с Западного холма, — сказала я.

Ее голова слабо шевельнулась: кивок согласия. Не открывая глаз, она проговорила:

— Час. Может, меньше. Потом они будут здесь.

И что тогда будет с нами… нет, не думать об этом. Я с удивлением представила себе, что еще несколько минут назад могла всерьез думать о том, как бы нам уйти (и куда?), но даже для того, чтобы сидеть и не кричать от боли, требовалось немало сил. Я подняла руку и смогла лишь провести ею по плечу Рурик.

— Мы можем…

Дыхание Рурик снова стало прерывистым, голова ее запрокинулась, жилистая шея напряглась от боли. Рука упала в сторону. Она резко нагнулась вперед и закашлялась. Резкий кашель прервался, перешел в булькающий звук, и она прижала руку к губам, затем отняла ее и выплюнула кровь, заполнившую рот.

— Боже мой, нет…

Свет от окна падал на Рурик сверху вниз. Это была темнокожая женщина с падавшей на лоб подстриженной гривой. Глубоко прорезавшие лицо морщины говорили о возрасте и муках, которые она терпела. Ее белая сорочка насквозь пропылилась. Шестипалая рука прижалась к каменному полу, оставив на нем темное пятно, а затем Рурик ухватилась за мою руку, сжав ее в приступе боли. Глаза ее открылись, и она потрясенно посмотрела на меня.

— Куда вас ударило? Покажите. — Я крепко держала ее руку в своей, и она, высвободив ее, приподняла сорочку с левой стороны в области нижних ребер. Тело в этом месте казалось чем-то мягким. Она опустила ткань.

— Не двигайтесь, не говорите. Не шевелитесь.

Сказанное мною потонуло в грохоте падающей стены. Что-то с треском ударило по плоской крыше прямо над нами. В дальней стене общественного дома возникла вспышка света: пробоина от лазерного луча. Я зажмурилась, в глазах поплыли пятна света.

В паузе между приступами удушья ортеанка сказала:

— Тетмет был прав. Он говорил, что я не должна была… покидать Башню. Прав. — И она скривилась, пытаясь улыбнуться.

— Не говорите, этим вы обостряете боль. Не шевелитесь.

Она кивнула и прислонилась головой к стене. Я наблюдала, как затрудненно, неровно вздымалась и опускалась при дыхании ее грудная клетка, силясь понять, что же нанесло ей такой удар, но потом подумала, что знание причины не поможет. Боже, не допусти, чтобы это было настолько плохо, пусть это не будет тем, на что походит!

Тянулись долгие минуты. От жажды и жары у меня пересохло во рту, и я сопротивлялась обмороку. Шум не ослабевал. Но в этом крошечном, слабо освещенном помещении мы, казалось, не замечали его. Рурик открыла глаза, слегка нахмурив брови. Что я могу сделать? Ничего, только не позволять ей двигаться. Если у нее проткнуто легкое; если это так, то врачи быстро с этим справятся…

От сотрясавших ее спазм она согнулась, и я, придвинувшись к ней на несколько дюймов, едва не теряя от боли сознание, стала придерживать ее за плечи. Она кашляла, откинув голову, а выступавшая кровь стекала по губам и шее, пропитывая сорочку.

— …Кристи?

Прошло около минуты, прежде чем я поняла, где я: по-прежнему сидела прислонившись к ней и к стене, а в небольшое помещение просачивался едкий дым, раздражавший глаза. Мои нога и бедро, казалось, были наполнены горящей жидкостью. Я вытерла пот с лица и не почувствовала его на своей руке.

— Кристи?

— Я здесь.

— Глупо, — сказала она. — Это… случилась такая глупость… ах!

— Не надо, — попросила я и ощутила слезы у себя на щеке. Проклятая слабость. Рурик задыхалась, судорожно втягивая воздух в легкие, и звук был такой, словно это что-то влажное, пенящееся. Я сумела положить руку на оба ее узких плеча, удерживая ее слева от себя. Ее тело отяжелело, горело в лихорадке, у нее снова начался сильный кашель.

— Не двигайтесь. О, Боже, почему вы не отправились с первой же лодкой? Это была самая большая глупость…

Разлетелось стекло, усыпав пол осколками. Я вздрогнула, а затем вскрикнула от возникшей при движении боли. Огонь либо переместился дальше, либо я уже плохо слышала; за одним громким взрывом последовала почти настоящая тишина.

Дым стал рассеиваться, и сквозь разбитое окно внутрь проник солнечный свет, нарисовавший на каменном полу вытянутый прямоугольник. Он падал перед Рурик, на ее вытянутые ноги. Я ухватилась за дверной косяк и подтянулась вперед, чтобы можно было смотреть через дверь, и Рурик тяжело повалилась на меня. Я отклонилась назад. Снова началась стрельба, теперь уже ближе.

Ее сотрясал кашель — сильные спазмы, вызывавшие кровохарканье. Я вытерла ей рот рукой.

И это твой Таткаэр, твой город… как ты могла оставить его? О Боже, почему ты не ушла из него?

Я осторожно положила ее голову себе на плечо. Ее тяжесть, давившая на мою неповрежденную ногу, казалась мертвой. Я взяла ее за плечи, слегка привлекла к себе. Своим плечом я ощущала жесткость ее гривы, видела, как сжалась ее рука, лежавшая на коленях, и как эти тонкие пальцы с когтеобразными ногтями впились в ладонь, чувствовала, как она пыталась сдерживать кашель, оставаться неподвижной. Это не может случиться, я не верю в то, что это может случиться вот так.

— Не шевелитесь, — прошептала я. Ее кожа была горячей, учащенно бился пульс.