Лайон де Камп - Башня Гоблинов

Потом нам удается спастись от мучительной смерти, потому как поблизости случайно объявляется Зор, да мало того что объявляется, он еще меня узнает, хоть я б его ни в жисть не узнал; по мне все дикари на одно лицо. Зор-то думает, я его нарочно из клетки у Ритосова дома выпустил. А правду сказать, это была чистая случайность, я влип по собственной глупости, и ежели б не красотка, Ритос бы как пить дать меня прикончил.

Так и это еще не все. Сложи о нас балладу какой-нибудь стихоплет, не миновать бы нам с Ванорой стать неразлучными любовниками. А на самом деле что выходит? Едва закрутив любовь, она обнаруживает, что на дух меня не переносит, и уходит к этому придурку Босо, которому бы самое место среди наших охранников-обезьянцев. После этого попробуй мне сказать, что в мире есть хоть капля смысла!

— Я убежден, что, окажись наш слабый человеческий разум в состоянии постичь этот мир, в нем бы обнаружилась бездна смысла.

— Ха! Как бы там ни было, но ежели на обед опять подадут коренья и плесневые грибы с подливкой из протертых клопов, я попрошу наших новоявленных друзей отвести меня обратно в Кулбагарх и принести в жертву. Уж лучше помереть, чем так поститься!

Наступил месяц Барана, и в швенских степях задули холодные ветры. К северу до самого горизонта, не оживленного ни деревом, ни домом, ни горным хребтом, тянулась пологая холмистая равнина. Весенняя поросль еще не взошла, поэтому высокая жухлая трава имела грязновато-желтый оттенок. На местах проплешин обнаружилась сырая черная земля. Изредка равнину пересекала неглубокая, извилистая речка; на берегах вздувшегося по весне потока росли карликовые ивы и ольховник. В тени деревьев сохранились островки нестаявшего снега.

Конь и белый осел — те самые, на которых Джориан с Карадуром больше трех месяцев назад выехали из Тримандилама, бодрой рысцой бежали по степи. Их седоки были по пояс облеплены глиной, потому что при каждом шаге из-под копыт с плюханьем вылетал черный фонтанчик жидкой грязи.

Добравшись до Халгира и выйдя к проливу, отделяющему Срединное море от небольшого по величине Сикхонова моря, беглецы целый месяц проболтались на берегу, ожидая, пока установится погода и можно будет перебраться на другую сторону. По правде сказать, они даже обрадовались вынужденному отдыху: Карадур был так измучен, что едва тянул ноги. Да и здоровяк Джориан, перенесший огромное физическое напряжение, помноженное на своеобразную обезьянскую диету, чувствовал себя совершенно разбитым.

За месяц больная рука Джориана зажила; кроме того, они смогли подготовиться к путешествию вокруг северного побережья Срединного моря. Джориан починил башмаки, которые совсем развалились, не выдержав комилакхской сырости. Карадур обменял свои сандалии на пару валенок. И тот, и другой обзавелись овчинными полушубками и меховыми шапками.

Выехав из Гилгира, расположенного на северной стороне пролива как раз напротив Халгира, путники двинулись вдоль берега, удаляясь от него лишь затем, чтобы пересечь какой-нибудь мыс или полуостров у основания и, таким образом, сократить путь. Почти месяц они скитались по этим безлюдным местам и бывали рады, когда им изредка удавалось повстречать человека.

Раз, проезжая долиной, Джориан с Карадуром наткнулись на развалины сгоревшей деревушки. Один крестьянин, всю жизнь проживший в этой местности, поведал им печальную историю. Считалось, что деревня находится под покровительством Гнидмара, хана из рода Айлингов. Деревня процветала, дела быстро шли на лад, и тогда Гнидмар повелел ее спалить, дабы успехи крестьян не привлекали в степь новых переселенцев, которые огородят и вспашут земли, лишив его пастбищ.

На ночлег путники останавливались у речек; здесь можно было нарубить веток и устроить постели, чтобы не ложиться прямо в грязь. Два раза Джориану удалось пополнить запасы провизии, подстрелив из лука степную антилопу. Однажды они заметили небольшое стадо мамонтов, бредущих, как всегда по весне, на север, в леса далекого Хрота, но благоразумно уступили им дорогу. Точно так же они обошли сторонкой единорога — огромное, приземистое, заросшее щетиной крутобокое чудище, очень похожее на обитающего в тропиках носорога, с той только разницей, что единственный рог степного чудища рос над глазами посреди лба.

По северному побережью Срединного моря растянулись цепью несколько городов. На самой оконечности вытянутого в длину треугольного полуострова — одного из так называемых Клыков Халгира — стоял Гилгир, северный сосед Халгира, расположенного по другую сторону Халгирского пролива. Гилгир и Халгир, утопающие в грязи рыбацкие деревеньки, населяли большей частью плосколицые и узкоглазые выходцы из Айджо и Салимора. Через эти поселения протекал тоненький торговый ручеек, поэтому здесь часто останавливались корабли, курсировавшие между Салимором и портами Срединного моря. Однако торговля Халгира с внутренними районами шла вяло: комилакхские обезьянцы были не слишком выгодными покупателями.

Крупнейшим портом северного побережья Срединного моря считался Истхойн, расположенный в глубине залива Норли. Он один во всей Швении мог похвастаться крепостной стеной и определенной независимостью. Этим город был обязан хану Гендингов, самой свирепой из швенских орд. Джориан с Карадуром стремились побыстрее добраться до Истхойна, надеясь сесть там на какой-нибудь корабль, плывущий в Тарксию.

Когда они проезжали по степному распадку, Джориан вдруг заметил:

— Когда эта проклятущая кляча ударяется в галоп, так с левой ноги еще куда ни шло, а с правой — будто по ухабам несет. Как он мне седлом каждый раз наподдаст, — все, думаю, полетела душа в небеса. Вот, решил обучить полудурка скакать на одной левой...

Ветер с заунывным воем трепал ковыль.

— Ничто так не помогает полюбить родину, как путешествие в дальние страны, — проговорил Джориан.

— Ты пропустил горы и пустыни, — сказал Карадур.

— Ежели мне доведется залезть на Козью Кручу либо пересечь Федиран, я добавлю пару строф... — Джориан осекся на полуслове и, натянув поводья, сделал знак Карадуру. — Впереди кто-то есть, — тихо произнес он. — Подержи-ка Оузера.