Лайон де Камп - Башня Гоблинов

Дюбри знал, что голод защитникам не грозит, потому как флот Кортолии, усиленный эскадрой Фузонио, надежно охранял водные подступы к городу. Когда в лагере оссарийцев вдруг разразилась эпидемия, Дюбри снял осаду и убрался восвояси, но по возвращении обнаружил, что правительство его низложено и в столице воцарился один из самых многообещающих отпрысков деспотического семейства.

Вот и весь сказ про Форимара Эстета и Дюбри Безупречного. А мораль, как видать из примера с Кортолией, такова: в том, что Форимар почитал искусство, а Дюбри — нравственность, не было б худого, соблюдай они умеренность. Но любая добродетель — ежели следовать ей с излишним рвением и постоянством — может обратиться в порок.

Джориан и его слушатели только что вышли из огромных, обитых бронзой дверей храма и теперь стояли в портике. Разматывая нить сказки, Джориан потихоньку, бочком, выбрался за пределы средокрестия и по главному нефу вывел всю честную компанию наружу. Стоя в портике, он напряженно прислушивался, не раздастся ли шум из святая святых. Карадур с Вальдониусом вот-вот могли выскользнуть из храма и присоединиться к остальным.

— Твоя история, доктор Мальто, — говорил в это время наместник, — очень поучительна и забавна. Даже в нашей святой вере приходится иногда сдерживать чрезмерный пыл некоторых возлюбленных братьев. Безусловно, нам одним подвластна высшая мудрость, и это обязывает нас возвещать истину и с корнем вырывать ростки заблуждений; но грубый натиск искореняющего зло может порой вызвать обратное...

КВАК! Оглушительно бухнуло из храма: звук был похож на лягушачье кваканье, но по громкости мог сравниться разве что с рыком льва или ревом буйвола.

— Горголор милосердный, что это? — вскричал один из владык и, обернувшись, заглянул в храм через приоткрытую дверь. Мгновением позже краснорясый владыка, схватившись за голову, отшатнулся с диким воплем: «Храни нас, Святая Лягушка! Статуя ожила!»

КВАК! Взревело над самым ухом; сквозь рев можно было расслышать какой-то глухой чавкающий звук. Бронзовые двери распахнулись, и из них одним прыжком вымахнуло изумрудное божество, ничуть не уменьшившееся в размерах, зато полное жизни. Горголор приземлился в самую гущу стоящих в портике людей. Джориан успел отскочить, но несколько служителей бога — в том числе и наместник — были сбиты с ног. В последний раз проревев свое КВАК, исполинская лягушка оттолкнулась для нового прыжка-полета и махнула в темноту.

Джориан торопливо подал Каэло руку и подобрал с земли измятую белую тиару. Однако наместник, казалось, не видел ни Джориана, ни протянутого ему Жреческого колпака.

— Выслать погоню! — вопил он, приплясывая на мраморных плитах портика. — Бог ускакал к Болотине Спраа; если он туда доберется, нам его не поймать. Поднять войска! Сети тащите! Живей! Живей! Что стоите столбами? Ты, Идэс, займись погоней! Остальные — за мной!

Низенький толстяк в развевающейся белой рясе вприпрыжку помчался по восточной аллее парка. Из темноты выскакивали ничего не понимающие служители бога. Узнав о причине переполоха, они с причитаниями и криками ужаса присоединялись к погоне. Через минуту гомонящая толпа полуодетых заспанных людей выплеснулась на одну из извилистых столичных улочек и скрылась в восточном направлении.

Джориан, Карадур и Вальдониус остались в портике одни. Карадур по обыкновению рыдал. Сквозь деревья парка было видно, как в городе заметались огни факелов и фонарей: это по Тарксии разнесся слух о превращении бога, и сотни жителей, побросав дела, устремились к Восточным Воротам.

— Ну, — оглядев сообщников, молвил Джориан, — надо понимать, ваши чертовы заклинания опять сработали шиворот-навыворот?

— Можно и так выразиться, можно и так, — с напускным спокойствием отозвался Вальдониус. — Наверное, мы что-то неправильно перевели в этом старинном пергаменте; он писан на сильно устаревшем наречии. Тем не менее я, можно сказать, доволен результатами.

— Ладно, — сказал Джориан, — сдается мне, нам с Карадуром самое время смыться, пока тарксийцы гоняются за своим богом. Карадур, где твой осел?

— Пришлось его бросить в лагере Гендингов; хотелось, чтобы варвары не сразу обнаружили мой побег. Я приплыл в Тарксию на корабле из Истхойна.

— Доктор Вальдониус, у тебя есть вьючная скотина?

— Ну, — замялся Вальдониус, — у меня есть подобранная пара белых коней для экипажа. Не могу же я разбить пару...

— О, еще как можешь! Либо ты отдашь лошадь Карадуру, либо наместник узнает о том, что ты приложил руку к сегодняшней свистопляске.

— Ты ведь не посмеешь донести на соучастников, правда?

— Испытай меня, сам тогда увидишь. Я все так распишу Каэло, что вина падет на тебя одного. А еще я им скажу, будто теперь, дескать, припоминаю, что ты при мне колдовал — а это чистая правда; я всякой магии насмотрелся и знаю: без ворожбы, по одному приказу, мечи в ножнах не застревают.

— Судари мои, — утирая глаза рукавом, встрял Карадур, — почему бы доктору Вальдониусу не отправиться вместе с нами в своем экипаже на метурский Конклав? Он бы меня подвез. Альтруистам пригодится каждый голос.

— Не могу, — отозвался Вальдониус. — Мне нужно встретиться с единомышленниками и решить, нельзя ли одним точным ударом свергнуть эту поповскую тиранию. Я одолжу вам лошадь; только пообещайте держать ее на конюшне в Метуро, покуда я не выберу время прислать за ней слугу — если не кончу свои дни на костре.

— Как бы тебе самому не пришлось драпать в Метуро, — сказал Джориан. — Чуть только у святой братии найдется время пораскинуть мозгами, они живо докопаются, что ихнее богоявление — твоих рук дело. Ну, поспешим в дорогу, пока не заперли ворота.

На пятый день месяца Щуки Джориан с Карадуром подъехали к долине реки Кьямос. Весна была в разгаре. Землю устилал пестрый цветочный ковер, пруды оглашались лягушачьим пением, а деревья утопали в листве. Время одуряющей жары еще не пришло, но разлитое в воздухе тепло предрекало, что лето не за горами.

Всадники — Джориан на верном, хоть и тряском, Оузере и Карадур на белом пони, позаимствованном в Тарксии у Вальдониуса — больше не кутались в тяжелые овчинные полушубки, памятные по швенским степям. Теперь зимние наряды были скатаны и приторочены за спиной к седлам. Путешествуй Джориан в одиночестве, дорога заняла бы вдвое меньше времени, но Карадур не отваживался ехать рысью. Старенький волшебник, разрываясь между двумя страхами — свалиться с лошади и опоздать на Конклав, чувствовал себя, словно на иголках.

Небольшая речка Кьямос вскоре разлилась, и взорам открылась широкая гладь озера Фолькино. На северном берегу озера стоял город Метуро — или, точнее сказать, Новый Метуро. На расстоянии полета стрелы от берега, прямо напротив Метуро, расположился крохотный островок, на котором высилась Башня Гоблинов.