Дмитрий Воронин - Синее Пламя

— А-а-а-а!! Не на-а-а-адо Все-е скажу- y !

Старик вдруг замолк, тело безжизненно повисло. Палач отступил, кивнул другому — низенькому кругленькому человечку. Тот с готовностью притащил несколько пузырьков с какими-то снадобьями, принялся обмазывать кровоточащие участки, затем сунул пленнику что-то под нос. Тот вздрогнул, дернулся…

Палач довольно хмыкнул. Лекарь знает свое дело, не даст пленнику сбежать раньше времени. Прежде чем начинать разговор, необходимо сломать… дать понять, что пытки будут длиться вечно, если утаишь от господина хотя бы словцо. А скажешь все, что нужно, — что ж, наградой будет смерть. Не то чтобы быстрая… но сейчас палач старается для Императора, а после того как этот старик скажет все, что знает, будет стараться уже для себя. Поскольку работа работой, но и удовольствие в ней находить надо. Иначе, когда работа не в радость, жить противно.

Позади раздался стук распахиваемой двери, затем тяжелые шаги простучали по лестнице. Палач обернулся, согнулся в поклоне.

— Готов? — буркнул Император Явор Герат Седьмой.

— Аж захлебывается, так ему поболтать охота, — осклабился палач.

— Господин, не терзайте… — затараторил, шепелявя, старик, с губы снова побежали струйки крови. — Я все скажу, все… спросите что-нибудь, ну хоть что-нибудь, все… с радостью…

Император подошел к узнику, походя прихватил со стола «чесалку» — пять острых крючьев, собранных в подобие когтистой лапы. Полоснул по животу, оставив пять тут же набухших кровью полос. Палач, пользуясь тем, что Император стоял к нему спиной, неодобрительно скривился — может, Его Величество и великий стратег и политик, но вот пользоваться инструментом не умеет. Никакого изящества…

— Запомни, старик: скажешь все, что я хочу знать, отпущу. Итак…

Они говорили довольно долго. Палач лишь радовался этому — пусть старик придет в себя, пусть поверит в свободу.

Император своему слову хозяин, сказал — значит, отпустит. Вопрос только, куда именно. Этот старый пердун, что успел уже трижды обмочиться от страха и боли, небось думает, что на волю выйдет? Из этих подвалов на волю не выходят, здесь отпустить могут лишь в мир иной.

Наконец разговор завершился. Император обернулся к двоим воинам, что стояли у дверей, положив руки на оружие, оберегая своего господина.

— Найдите Регнара. Немедленно!

Затем снова повернулся к пленнику, посмотрел на него долгим, уже становящимся равнодушным взглядом. И старик, единственным уцелевшим глазом столкнувшись со взглядом Императора Явора Герата Седьмого, все понял. Побледнел еще больше, а затем обреченно поник головой. Потекли слезы из обоих глаз, из здорового — и из другого, выжженного.

Торнгард, столица Империи Минг. Пыточная камера, дворец Императора

Шенк стоял на крепостной стене и задумчиво смотрел вдаль. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, окрашивая все вокруг в неестественно алый цвет. Даже камни, казалось, истекали кровью. Наверное, в этом был глубокий смысл — если бы мингские войска двинулись не с севера, а отсюда, немногочисленный гарнизон Белита умылся бы кровью. И скорее всего был бы вырезан до последнего человека.

Стена невысокая, всего метра три, такая не то что не остановит, даже не особо задержит мингских штурмовиков, что привыкли лезть на стены и повыше. Никаких машикулей, даже нет башен. Вернее, две есть, у ворот — но невысокие, едва на рост человека выше стены. И сами ворота доброго слова не заслуживают, простые тяжелые створки, скрепленные бронзовыми полосами. Такая преграда не выдержит и пары хороших ударов тарана.

Но приграничной крепости, по большому счету, особая мощь и ни к чему. Здесь нет множества перепуганных селян, что стремятся укрыться от врага за неприступными стенами, здесь только солдаты. Их задача — задержать врага на денек, не более. Хотя бы на несколько часов — чтобы гонцы умчались назад, к более серьезным твердыням, более многочисленным гарнизонам.

А вот отбиться от шайки разбойников, вознамерившихся вволю пограбить на орденских землях, гарнизон из сотни бойцов вполне сможет. Да так отбиться, что незваные гости уползут назад, волоча за собой выпушенные кишки. Здесь служат подолгу, и новичок в крепости — редкость. В основном ветераны, что гордо демонстрируют шрамы, полученные отнюдь не в кабацких драках. И в каменных стенах они не сидят — каждый день конные дозоры патрулируют границу, не преминут заглянуть и в села — не чинит ли какой лихой человек обиды селянам.

Солдатам здесь рады в каждом доме, все норовят угостить, а то и просто сказать пару добрых слов. Война — она где-то далеко, докатится ли сюда, одной Сиксте известно… а эти свои, можно сказать, родные. Да и не пустые это слова, многие из тех, кто отслужит свой срок, оседают здесь же, обзаводятся семьями, детьми… глядишь, и мальчишки, что с раннего детства учатся владеть мечами, сперва деревянными, а затем и настоящими, отцовскими, когда-то наденут кольчуги, и на долгое время Белит станет им домом.

На душе было немного тоскливо. Впервые ему предстояло покинуть орденские земли, вступить в земли чужие, а потому опасные вдвойне. А они — вон, рукой подать. Небольшая речка, что омывает подножие крепости, и есть граница. За ней — Минг, Империя… другой закон, другие правила. Там алый плащ не в чести, могут послать арбалетный болт в спину просто за цвет одежды.

Синтия болталась где-то в крепости, придирчиво отбирала запасы в дорогу, наверняка ругалась с сотником из-за заводных коней. Солидный пергамент с печатью самого Великого Магистра — вещь, конечно же, сильная, но в этих местах хороший конь недешев, а потому сотник, ясное дело, жмется. Не хочет отдавать даже клячу, а Синтия клячу ведь и не возьмет. Правда, Шенк настоятельно, очень настоятельно попросил ее не трогать боевых коней, которых здесь всего лишь по одному на каждого воина, и выбрать из чего попроще. Послушается ли — вот в чем вопрос. Мысленно укорил себя за непредусмотрительность — пару дней назад проезжали через большое село, там можно было купить хоть десяток коней, кошель не оскудеет.

За спиной раздалось позвякивание металла, стук шагов. Щенк обернулся — на стену поднимался немолодой воин, со знаком отличия младшего командора. Или сотника, как их называли куда чаще. Темплар поморщился — имя выдуло из головы, словно шквальным ветром, почти и следов не осталось. Как же его… Иртак? Истак? Вертится на языке, но поймать все никак не удается.

— Приветствую, темплар.

Голос был гулкий, тяжелый. Сразу подумалось, что голос просто создан для команд, слышно далеко, да и не спутаешь ни с чем.