Ольга Григорьева - Стая

– На. Идти будем долго.

Не спрашивая, где он раздобыл такой роскошный подарок, Айша уселась на землю, натянула чуни, полюбовалась. Серый волчий мех облегал ее икры и лишь на пятках истерся до белесой кожицы. Чуни были великоваты, даже очень велики, но в них все-таки идти было удобнее, чем в изодранных лаптях. Подумав, Айша сняла их, намотала на ноги тряпки и вновь надела чуни, уже поверх тряпок. Поднялась на ноги, потопала, проверяя обувку на прочность, обмотала юбку вокруг бедер, скрепила на боку маленькой железной фибулой. Оставалось разобраться с волосами.

Пока притка одевалась, Орм ушел. Оставшийся в одиночестве Харек сидел, привалясь спиной к стволу, и деловито обстругивал длинную рогатину. Время от времени закладывал проем рогатины себе под локоть, стучал концом о землю, проверяя на прочность, вытягивал ногу, примериваясь к длине.

– Харек, дай нож, – попросила Айша.

– Зачем? – не отрываясь от работы, поинтересовался Волк.

– Идти будем долго, – вспомнила она слова Орма. Харек засмеялся:

– И что тебе мешает долго идти? Или – кто?

– Волосы. – Айша присела подле урманина на корточки, перекинула через плечо еще влажную косу, обхватила ее ладонью у плеча: – Можешь отрезать? Вот тут?

Просьба была необычной, но если Харек и удивился, то виду не подал. Отложил костыль, пощупал волосы притки, покачал головой:

– Зачем тебе это? Короткие волосы – позор для девушки.

– Для девушки – позор, а для притки – обычное дело, – грустно улыбнулась Айша.

– Так можешь или нет? – она настойчиво толкнула Волка кулаком в плечо.

Урманин засопел, задумался.

– Это неправильно… – то ли спросил, то ли заявил он.

Чувствуя сомнение в его голосе, Айша поднажала:

– Я была в Агдире и много говорила с матерью вашего конунга. Она тоже растила сына не по-правильному. Она убила мужа, сама стала править Агдиром, сама ходила в походы и сама учила сына воинскому делу. Все это – неправильно. Но разве она вырастила плохого конунга?

– Это другое дело, – возразил Харек. Бессмысленный спор надоел Айше.

– Режь! – требовательно сказала она.

Волк хмыкнул, ткнул пальцем в косу у основания шеи, велел:

– Держи тут.

Сам натянул оставшийся конец косы, одним движением рубанул по волосам.

Айша взвизгнула – кожу с затылка будто срезали скальпелем, боль охватила всю черепушку. Часть волос посыпалась в мох, но упрямая коса все еще цеплялась тонкими волосяными нитями за свою хозяйку.

– Тьфу! – рассердился Харек, рубанул еще раз, победоносно махнул перед лицом Айши обрубком ее косы. Утерев проступившие слезы, притка свернула остатки косицы в клубок, собрала со мха рассыпавшиеся волосья, стараясь не оставить ни единого волоска.

– Ты очень помог мне, Харек.

– Самому понравилось, – фыркнул Волк и принялся обстругивать толстый конец рогатины.

Уходя, Айша поймала его косой заинтересованный взгляд.

В ельнике, в том самом, где еще недавно лила слезы, притка отыскала ровную кочку, соскоблила пальцами мох, выкопала в сухой земле неглубокую ямку, уложила в нее остриженные волосы, попросила:

– Шишок под кустовник, возьми мой подарок, а с ним забери все печали-горести, что меня тревожили. Из подарка моего свей себе колыбелю, чтоб удобно спать, а печали-горести передай Ветряннику, чтоб раз нес-развеял за морем, за светом, за тридевятью землями…

Теперь она могла быть спокойна – хозяйственный нрав Шишков был всем известен. Полученным добром они дорожили – прятали в самые потаенные уголки своего жилища и никому не отдавали ни за плату, ни в дар. И на худое дело подарки не растрачивали.

Вздохнув, Айша притоптала мох ногой, тряхнула головой, ощущая непривычную легкость, словно впрямь вместе с волосами сбросила с себя все тягостные думы, печали, сомнения. Оставалось одно – довериться своей доле да продолжать путь, пока не попадется тот, назначенный, ..

В лагере ее не ждали – Орм собрал всех воинов в круг, определялся с десятками – кого над кем ставить головой. Айша услышала несколько знакомых имен – Слатич, Тортлав, Ньерт. С Белоголовым никто не спорил, названные послушно отходили в сторонку, вокруг них собирались те, кем отныне им придется править.

– Пойдем в старую усадьбу Юхо, – напоследок сообщил Орм. – Идем вместе. Десятки не распадаются, если отстает один – отстают все десять. Потом ищут дорогу сами…

Ярлу кивали, переговаривались вполголоса меж собой, одобряли. Орм предлагал верное решение – по пути отряд мог развалиться, но в каждой десятке был кто-то, кто знал здешние места и мог бы отвести отставших сотоварищей в указанное место.

Загибая пальцы, Айша посчитала собравшихся подле Орма людей. Вместе с Хареком их было ровно девять. Вокруг Слатича также оказалось девять его спутников.

Подождав, когда ярл оказался один, Айша осторожно подошла к нему, потянула за рукав:

– А с кем пойду я?

Орм выпрямился, жестко сжал губы. Серые глаза урманина обожгли Айшу холодом.

– Я спрашивал у людей из Альдоги, что значит «притка». Это означает – «ничья, прилепившаяся, приткнувшаяся к кому-то». Я хотел взять тебя, но ты сказала – нет. Значит, сама ищи – кто тебе нужен. – И, отворачиваясь от растерявшейся девки, выплюнул, словно ругательство, презрительно и зло: – Притка…

На третий день пути, ближе к ночи, когда вечерние сумерки привычно озолотили вершины елей и окрасили чернотой пеструю листву ясеней да кленов, посланные вперед разведчики доложили об усадьбе старого Юхо. Усадьба была рядом – Белоголовый даже передумал останавливаться на ночлег.

– Старик Юхо умер прошлой зимой, теперь там заправляет его дочка Скъяльв, – рассказывал Орму разведчик – тщедушный, вертлявый, похожий на змейку-веретенницу арох [155].

– Скъяльв? – Орм улыбнулся, пересиливая боль. В последние дни его трясла лихорадка – понемногу вытягивала из ярла силы, скручивала болью раненое плечо.

Его улыбка почему-то отозвалась в Айшиной груди резким уколом.

– Я помню, она была красива, – устало заметил ярл.

– И нынче красива, – согласился разведчик. – Она будет ждать нас. Сказала, что приготовит хорошую еду и питье и отворит большую избу Юхо, чтоб мы могли там отдохнуть с дороги. Только… – Разведчик замялся, потом потянулся к уху ярла, громко зашептал, стреляя на окружающих быстрыми круглыми глазками: – У нее в усадьбе всего два раба… Я говорил с одним, Сингом из гаутов [156]. Он сказал, что его хозяйка – колдунья. Сказал, чтоб не верили ей, что она кладет в еду и питье травы, которые обращают людей в скот… Я видел у нее в хлеву трех поросей, двух коров и трех лошадей…

– И что? – отмахнулся Белоголовый.

– Она одна, я два ее раба никак не могут прокормить столько скотины, – пояснил разведчик, Услышал в толпе подошедших воинов обеспокоенные шепотки, радостно закивал. Более не переходя на шепот, громко заявил: – Великая Фрея [157]да будет видоком [158]моих слов – никак не прокормить!