John Tolkien - Властелин Колец (Перевод В. С. Муравьева, А. А. Кистяковского)

Наутро по светлому небу плыли высокие, легкие облака; веял западный ветер. Леголас и Гимли встали рано и отпросились в город повидаться с Мерри и Пином.

– Спасибо хоть они живы, – проворчал Гимли, – а то все-таки обидно было бы: ну и набегались же мы по их милости!

Эльф и гном рука об руку вошли в Минас-Тирит, и встречные дивились таким невиданным и непохожим спутникам: прекраснолицый, легконогий Леголас звонко распевал утреннюю эльфийскую песню, а Гимли чинно вышагивал, поглаживая бороду и озираясь.

– Вот здесь недурная кладка и камень хорош, – говорил он, разглядывая стены, – а там вон никуда не годится, и улицы проложены без понятия. Когда Арагорн взойдет на престол, пришлем ему сюда наших подгорных каменщиков, и они так ему отделают город, что любо-дорого будет посмотреть.

– Садов им здесь не хватает, – заметил Леголас. – Что ж так: один голый камень, а живой зелени почти нету. Если Арагорн взойдет на престол, наши лесные эльфы насадят здесь вечнозеленые деревья и разведут певчих птиц.

Наконец они явились к князю Имраилю, и Леголас, взглянув на него, низко поклонился, ибо распознал в нем потомка эльфов.

– Привет тебе, господин! – сказал он. – Давным-давно покинула Нимродэль лориэнские леса, однако же, как я вижу, не все, кто был с нею, уплыли на запад из Амротской гавани.

– Да, многие остались, если верить нашим преданьям, – сказал князь, – но с незапамятных времен не забредали сюда наши дивные сородичи. Глазам не верю: эльф в Минас-Тирите, в годину войны и бедствий! Что тебя сюда привело?

– Я – один из тех Девяти, что вышли из Имладриса во главе с Митрандиром, – сказал Леголас. – А это гном, мой друг; мы приплыли с Государем Арагорном. Нам хотелось бы видеть наших друзей и спутников Мериадока и Перегрина. Говорят, они на твоем попечении.

– Да, вы их найдете в Палатах Врачеванья, я сам вас туда провожу, – сказал Имраиль.

– Лучше дай нам провожатого, господин, – сказал Леголас. – Ибо Арагорн просил передать тебе, что он более не хочет появляться в городе, однако вам нужно безотлагательно держать военный совет, и он призывает тебя вместе с Эомером Ристанийским к себе в шатер. Митрандир уже там.

– Мы не промедлим, – сказал Имраиль, и они учтиво раскланялись.

– Величавый государь и доблестный военачальник, – сказал Леголас гному. – Если и теперь, во времена увяданья, есть в Гондоре такие правители, то каков же был Гондор во славе своей!

– Да, древние строенья добротней, – сказал Гимли. – Так и все дела людские – весной им мешает мороз, летом – засуха, и обещанное никогда не сбывается.

– Зато вызревает нежданный посев, – возразил Леголас. – Из праха и тлена внезапно вздымается свежая поросль – там, где ее и не чаяли. Нет, Гимли, людские свершенья долговечнее наших.

– И однако несбыточны людские мечтанья, – заметил гном.

– На это эльфы ответа не знают, – сказал Леголас.

Посланец князя отвел их в Палаты Врачеванья; они нашли своих друзей в саду, и отрадна была их встреча. Они гуляли и беседовали, наслаждаюсь недолгим отдыхом и ясным покоем ветреного утра. Когда Мерри притомился, они устроились на стене, к которой примыкала больничная роща. Широкий Андуин, блистая под солнцем, катил свои волны к югу и терялся – даже от острого взора Леголаса – в зеленоватой дымке, застилавшей широкие долины Лебеннина и Южной Итилии.

И Леголас умолк, вглядываясь в солнечную даль; он увидел над Рекою стаю белых птиц и воскликнул:

– Смотрите, чайки! Далеко же они залетели! Они изумляют меня и тревожат мне сердце. Впервые я их увидел и услышал в Пеларгире, во время битвы за корабли: они вились над нами и кричали. И я тогда замер, позабыв о сраженье, ибо их протяжные крики были вестями с Моря. Моря, увы, я так и не видел, но у всякого эльфа дремлет в душе тоска по Морю, и опасно ее пробуждать. И из-за чаек я теперь не узнаю покоя под сенью буков и вязов.

– Скажешь тоже! – возразил Гимли. – Ив Средиземье глазам раздолье, а дела – непочатый край. Если все эльфы потянутся к гаваням, поскучнеет жизнь у тех, кому уезжать некуда.

– Ужас как станет скучно! – сказал Мерри. – Нет уж, Леголас, ты держись подальше от гаваней. И людям вы нужны, и нам тоже; да что говорить, нужны и гномам – умным, конечно, вроде Гимли. И всегда будете нужны, если только все не погибнут, а теперь я надеюсь, что нет. Хотя, похоже, это были еще цветочки, а ягодки впереди: что-то конца не видно проклятой войне.

– Да не каркай ты! – воскликнул Пин. – Солнце, как видишь, на небе, и денек-другой мы еще пробудем вместе. Меня вот любопытство разбирает. Ну-ка, Гимли! Вы уже сто раз за утро успели помянуть свой поход с Бродяжником, а толком ничего не рассказали.

– Солнце-то солнцем, – сказал Гимли, – да лучше бы, наверно, и не вспоминать об этом походе, не ворошить темноту. Знал бы я, как оно будет, нипочем и близко не подошел бы к Стезе Мертвецов.

– К Стезе Мертвецов? – переспросил Пин. – Арагорн про нее обмолвился, а я думаю – о чем это он? Так что, развяжешь язык?

– Очень уж не хочется, – сказал Гимли. – Тем более что на этой Стезе я опозорился: я, Гимли, сын Глоина, мнил себя выносливее всякого человека, а под землей – отважнее всякого эльфа. Оказалось, что мнил понапрасну – я осилил путь лишь по воле Арагорна.

– И из любви к нему, – добавил Леголас. – Его все любят – каждый на свой лад. Ледяная мустангримская дева и та полюбила. Мы покинули Дунхерг, Мерри, в предрассветный час накануне вашего прибытия, и народ там был в таком страхе, что никто нас и не провожал, кроме царевны Эовин – как она, выздоравливает? Печальные были проводы, я очень огорчился.

– Увы! – сказал Гимли. – А я никого от страха не замечал. Нет, не стану я про все это рассказывать.

И он замолк, точно воды в рот набрал; но Пин и Мерри не отставали, и наконец Леголас молвил:

– Так и быть, давайте уж я расскажу. Мне вспоминать не страшно: ничуть не испугали меня человеческие призраки. Напротив, они показались мне жалкими и бессильными.

И он коротко поведал им о зачарованной пещерной дороге, о сборище теней у горы Эрек и о переходе длиною в девяносто три лиги до Пеларгира-на-Андуине.

– Четверо с лишним суток ехали мы от Черного Камня, – сказал он. – И поверите ли? Чем гуще чернела тьма, насланная из Мордора, тем больше я проникался надеждой – ибо в этом сумраке Призрачное Воинство словно окрепло и стало куда ужаснее с виду. Воинство мчалось за нами, и пешие не отставали от конных. Ни звука не было слышно, лишь мерцали тысячи глаз. На Ламедонском нагорье они нас нагнали, окружили как бы холодным облаком и пролетели бы мимо, но Арагорн их остановил и велел им следовать позади.