Наталья Некрасова - Исповедь Cтража

Я начинал потихоньку распаляться. Все было слишком непохоже на то, к чему я привык. И иные миры в Эа — откуда? Очень хотелось перебить Борондира — тянуло спорить. Наверное, эта привычка — с ходу ввязываться в спор — так и не угасла во мне с университетских лет. А я думал, что уже стал холоден и суров…

…И возник у Айну Мелькора замысел создать свой мир, и родилась в душе его Музыка, мелодией вплетавшаяся в Песнь Миров. Таков был замысел: мир будет новым, непохожим на другие…

— Борондир! — не удержался я. — А другие миры — какие они? У вас есть их описания, названия?

Он сердито посмотрел на меня.

— Вы сначала бы выслушали. Затем уже будете спрашивать.

Я извинился и умолк.

…Будет он создан из огня и льда, из Тьмы и Света, и в их равновесии и борьбе будут созданы образы более прекрасные, чем видения, рожденные музыкой Айнур и Илуватара. В двойственности своей будет этот мир непредсказуем, яростно-свободен, и не будет он знать неизменности бездумного покоя. И те, кто придет в этот мир, будут под стать ему — свободными; и Извечное Пламя будет гореть в их сердцах…

И показался этот мир Мелькору прекрасным, и радость переполняла его, ибо понял он, что способен творить.

Тогда вернулся Мелькор в чертоги Илуватара, и музыка была в душе его, и музыкой были слова его, когда говорил он Эру и Айнур о своем замысле. И была эта музыка прекрасной, и, пораженные красотой ее, стали Айнур вторить Мелькору — сначала робко и поодиночке, но потом лучше стали они постигать мысли друг друга, и все согласнее звучала их песнь, и вплетались в нее их сокровенные мысли.

И хор их встревожил Илуватара, ибо услышал он в Музыке отзвук Песни Миров, о которой хотел забыть. И в гневе оборвал их песнь Эру, и не пожелал он слушать Мелькора, но решил создать свою Музыку, дабы заглушить Музыку Эа…

И попытался Илуватар проникнуть в мысли Мелькора, но понял с изумлением и страхом, что более не способен сделать этого. Мысли прочих Айнур были для него открытой книгой, в Мелькоре же видел он ныне что-то чужое, непостижимое, а потому пугающее. Он понял одно: Мелькор — Творец; и нужно торопиться, пока не осознал он своей силы…

В то время пришел к престолу Эру Манвэ, тот, кто был младшим братом мятежному Айну в мыслях Илуватара; и так говорил он:

— Могуч среди Айнур избравший себе имя Мелькор — Восставший в Мощи Своей. Но гордыня слепит глаза ему и мятежные мысли внушает ему, будто может он сравняться с Великим Творцом Всего Сущего. Верно, недаром скрывает он от нас мысли свои; должно быть, недоброе задумал он…

И милостиво кивнул Илуватар, и сказал он себе: «Вижу Я, что нет в душе Манвэ мятежных мыслей. Потому в мире, что создам Я, да станет он Королем, ибо покорен он Мне и станет вершить волю Мою в мире, который создам».

Слепы были Айнур, и страшила их Тьма; но все же были среди них те, кто видел во Тьме, однако видел и желания Илуватара. Поэтому пришла к престолу Эру Айниэ Варда и сказала:

— О Великий! Я вижу то же, что и Мелькор. Но, если такова воля Твоя, прикажи — и я не буду видеть.

И рек Илуватар:

— Ты вольна видеть, что пожелаешь. Но прочие должны видеть лишь то, что желаю Я. Да сделаешь ты — так.

И, склонившись перед ним, так сказала Варда:

— Могуч Айну Мелькор, и мысли его скрыты от нас. Но думаю я, что мысли эти опасны нам, потому и таит он их. Не нам, слабым, совладать с ним. Но Ты всесилен: укроти же его, дабы не смущал он прочих мятежными речами своими и не делал зла. И так ныне скажу я: я отрекаюсь от него навеки, ибо нет для меня ничего превыше великих замыслов Твоих. И если сочтешь Ты отступника достойным кары, да свершится над ним Твой правый суд. Да будет воля Твоя.

И милостиво кивнул Эру; и с поклоном удалилась Варда. Тогда так подумал Илуватар: «Вижу Я, что постигла Варда мысли Мои, и покорна она воле Моей. Потому в мире, что создам Я, да станет она Королевой, дабы изгнать из душ прочих мятежные мысли».

И было так: созвал Эру всех Айнур, и поднял он руку свою, и зазвучала перед Айнур Музыка — та, что хотел дать он им. Но она была частью Музыки Эа, ибо и Единый пришел из Эа и, как ни старался, не мог создать нечто иное. Одно лишь мог он — исказить Музыку Эа по воле своей. И показалось Айнур — открыл им Единый в этой Музыке больше, нежели открывал ранее, и в восхищении склонились они перед Эру.

Все, кроме Мелькора.

И сказал им Эру:

— Ныне хочу Я, чтобы, украсив Песнь Мою по силам и мыслям каждого, создали вы Великую Музыку. Я же буду сидеть и слушать и радоваться той красоте, которую породит музыка сия.

Тогда Айнур начали претворять Песнь Единого в Великую Музыку. И, слыша ее, понял Мелькор, что хочет Эру создать мир прекрасный, но пустой и бесцельный. Но бесцельность обращает красоту в ничто, а безукоризненная правильность и равновеликость делает лицо мира похожим на мертвую застывшую маску. Тогда решился Мелькор изменить Музыку по собственному замыслу, не по мысли Илуватара. И говорила песнь его: «Видел я Эа и иные миры, и прекрасны они. Слышал я Мироздание, и слышу я нерожденный мир — да будет он прекрасен, да украсится им Эа». И были среди Айнур те, что вторили ему, хотя и немного было их. И Музыка Творения вставала перед глазами Айнур странными и прекрасными образами.

Гордо и спокойно стоял Крылатый перед троном Эру, и взгляд его говорил: я видел.

«Ты ничего не видел и не мог видеть!» — ответил взгляд Илуватара.

И увидели Айнур, что улыбнулся Единый. И вознес он левую руку, и новую Песнь дал им, похожую и не похожую на прежнюю: радостной и уверенной была эта музыка, и обрела она новую красоту и силу. Тогда понял Крылатый, что музыка Эру творит мир, где Равновесие будет принесено в жертву Предопределенности, и неизменный покой мира убьет красоту его. И зазвучала вновь Музыка Крылатого — несозвучно песне Илуватара. И в буре звуков смутились многие Айнур и умолкли. И Музыка Мелькора была — стремительная черная стрела. И поднималась Песнь горько-соленой волной, и полынные искры вспыхивали на гребне ее — над золото-зелеными густыми волнами музыки Эру летела она ледяным обжигающим ветром, и вспарывала, как клинок, блестящую, переливающуюся мягкими струнными аккордами глуховатую неизменность. И вот — гаснет музыка Единого, и только бездумно прекрасный больной голос одинокой скрипки эхом отдается в светлых чертогах: Время рождается из Безвременья, огнем вечного Движения пульсирует сердце неведомого…

«Слишком много ты видишь», — ответил Эру, но Крылатый не опустил глаз.

Тогда помрачнел Илуватар. Поднял он правую руку, и вновь полилась музыка, прекраснее которой, казалось Айнур, никогда не слышали они.

Мелодия Эру — изысканно-красивая, сладостная и нежная, оттененная легкой печалью — шелковистой аквамариновой прозрачностью арф струилась перед глазами Айнур — медленно текущие меж пальцев капли драгоценных камней.