Наталья некрасова - Великая игра

Хонахту пока не назначили женщины, но поговаривали что им станет одна из дочерей тано, Адаири. У нее был странный взгляд отца, под тяжестью которого хотелось опуститься на колени. Она была некрасива и молчалива и, как и Хонахт, почти никогда не появлялась на вечерних собраниях, когда все хором пели печальные песни старины, танцевали или просто слушали завораживающую музыку твердыни и древние песнопения на Ах'энн, смысл которых был уже утрачен.

Адаири скользила черной тенью по переходам замка, погруженная в свой мир, как и Хонахт. Но он не знал ее мира. Знал только одно — оба они полностью принадлежат тано, и когда они объединятся, то точно так же будут ему принадлежать. И это было хорошо и правильно.

Плохо было только одно — Хонахт мог говорить со зверями, но с людьми почти никогда не выходило ничего. Это получалось только тогда, когда человек был погружен в глубокий сон, или когда ему давали отвара, расслабляющего волю, или он дышал дымом черных трав, или когда благой кнут доводил его до экстаза в желании открыться тано до самого дна. Даже когда человек стремился раскрыться, Хонахт слышал только смутные тени мыслей. И впадал в отчаяние. И, возможно, именно это отчаяние и помогло ему однажды и вправду — услышать.

Они были в одной из подземных комнат в том самом коридоре, в котором находилась и Комната Вразумления. Здесь было тепло, пламя камина разгоняло темноту. На низкой койке лежала в дурманном сне какая-то из сестер Твердыни. Хонахт привычно взял кубок и выпил до дна остро пахнущее, вязкое и горькое варево. Вкус не был ему знаком — наверное, опять что-то новое. Говоряшие-с-травами трудились, как могли, испытывая новые зелья, отвары и составы. Хонахт сидел, терзаемый отчаянием от собственного бессилия и чувством вины перед тано. Если не получится — значит, он обманывает учителя, пусть и не нарочно. «Если опять не получится — я умру, — решил он на сей раз. — Я убью себя. Такая жизнь невыносима». Он судорожно вздохнул. Он знал, что после зелья у него опять будут тяжелые сны, где из болезненно душного мрака на него будет смотреть Волк и Сова будет долбить клювом затылок. И он не сможет есть и долго будет лежать в апатии, когда весь мир сольется в нечто отвратительное и ненавистное…

Вот знакомое ощущение. Комната начала расплываться перед глазами, все заполнил тяжелый аромат. Откуда, ведь ничего не жгли?.. Во рту стало холодно и остро-солоно. Кровь? По ту сторону стола вдруг появились два колеблющихся прозрачных цветных пятна, и он с поразительной ясностью ощутил, что это — тано и Ахтанир. Ему рассказывали, что некоторые из Видящих видят цветной ореол вокруг человека и что это имеет смысл и значение. Какое именно — он не знал, это было не его дело.

Он поискал изменившимся взглядом девушку, но не увидел ее. Почему-то не увидел. Зато услышал нечто. И отказался понимать то, что услышал, потому что этого просто быть не могло.

«Когда же ты услышишь. Как же ты надоел, — бубнил бесстрастный бесцветный голос. — Надо найти нужное сочетание травок. Тогда попробуем на другом. Скорее бы. А то вдруг догадается».

О чем? О чем догадается?!

«Пусть оттрахает Адаири. От них можно вывести нужное потомство. Хорошо, что не догадывается. Почему Тано так несправедлив? Этому ублюдку Сов — такие способности, а мне — только прикидываться! Как же мне все это надоело…»

Тано? Тано? Нет!!

Он со стоном упал на пол. Ярко-малиновое пятно оказалось рядом с ним.

— Мальчик мой… «Опять пусто. Опять ничего. Нет, пора кончать с ним. Надо попробовать с Дайкьетом. А этот — пусть сделает ребенка Адаири, потом — в Лаан Ниэн».

Хонахт в ужасе замычал — от зелья онемел рот, — пытался отталкивать руки, затем его вырвало, а потом он уже ничего не помнил.

Отлеживался на сей раз он недолго. Хуже всего мучила неясность — что же он такое все-таки слышал? Это было наваждение или… правда? Нет, «или» быть не может. Тано велик и благороден.

Но кто тогда ЭТО говорил? Кто?

Спросить?

И тут Хонахт поймал себя на мысли, что впервые боится довериться тано до конца. Потому что если все окажется правдой, то он этого просто не переживет. Рухнет весь его мир. И он убедил себя, что ничего такого не было. На это ушло довольно много дней, которые он провел в лесу, испросив позволения у тано. Хорошо, что тот не спрашивал ничего и, похоже, ничего и не подозревал. Неужто тано и правда не умеет слышать?

Из леса он вернулся успокоенный, примирившись с собой. Все было наваждением. Просто зелье так подействовало. Все снова стало правильным. Он был светел и радостен, когда сказал тано, что снова готов попытаться. Тано улыбнулся, обнял его и сказал, что завтра попробуют еще раз.

«Последний», — показалось ему. Он обернулся, посмотрел на тано вопросительно, но тот уже отвернулся.

На сей раз он впервые задался вопросом — а почему же тано не хочет сам попытаться поговорить с ним мысленно? Он же говорил тогда, что умеет читать мысли. Или он что-то иное имел в виду? Или… лгал?

Хонахт вовремя поймал себя на этой недостойной мысли и устыдился. Надо будет потом покаяться и просить увещевания.

На сей раз в подземелье с ними оказался мальчишка лет четырнадцати, всего года на три моложе Хонахта. Он уж и думать забыл, что сам еще очень молод, и сейчас осознание этого его даже удивило и позабавило. «Я молод — но уже столько могу!» — с неожиданной гордостью и каким-то снисходительным превосходством подумал он, снова успев поймать себя на недостойном. Нет, просто необходимо отдать свое тело и душу тано, дабы свершил очищение…

Он сейчас искренне хотел сделать все как надо. Он будет стараться. Очень-очень. Он хотел быть хорошим.

Светловолосый мальчишка был в одеянии без отделки, как и полагается новичкам. Хонахт почти ощущал его страх и сознание избранности — ведь сейчас он причастен к тому, что пока недоступно его товарищам. Хонахт улыбнулся, вспоминая себя и свои пустые желания. Сейчас он почти презирал этого парня за идиотские и пустые стремления.

Ладно. Сейчас этот юнец испытает… неведомое. Сам ведь хотел.

На сей раз это были мазь и дым. Его раздели и растерли с ног до головы. Мазь резко холодила кожу, холод пробирался и внутрь, и Хонахт начал дрожать. От резкого запаха слезились глаза, в животе и подреберье все стянулось в какой-то тугой ком. Что делали с мальчишкой, Хонахт не видел и не ощущал, потому что началось что-то странное и страшное…

— Тебе не надоело? — произнес застывший как статуя Хонахт чужим голосом. Очень мелодичным и глубоким, в то же время страшным и насмешливым. Тано дернулся и поперхнулся. Хонахт весь оцепенел — зрачки не отзывались на свет, он вроде даже не дышал, мышцы отвердели.

— Кто ты? — наконец сумел прошептать тано.