Юрий Нестеренко - Крылья

Когда на следующий, двенадцатый, день я измерила широту, получилось, что за сутки мы не продвинулись. А с учетом возможной ошибки измерений, может быть, нас даже отнесло назад.

Припасы еды к этому времени уже кончились, мы целиком зависели от рыбной ловли, проходившей с переменным успехом. Я уже не брезговала сырой рыбой, которая оказалась не такой уж плохой на вкус. Но гораздо хуже было то, что, с учетом потерянного кувшина, у нас на исходе была вода.

Вдобавок ко всему северный ветер нес плохую погоду. По небу проплывали облака и даже тучи, пока, правда, не в таком количестве, чтобы лишить нас возможности ориентироваться. И становилось ощутимо холоднее. Все-таки в Северном полушарии была зима, и ветер донес ее зловещее дыхание и до тропиков. Мне-то, всю жизнь прожившей за пятидесятой параллелью, было еще ничего, тем более что у меня была одежда, а вот нгарэйху по ночам мерзли даже под одеялами.

И еще меня беспокоила нога Тонха. Конечно, мгновенно такие раны не заживают, но было даже не похоже на то, что они затягиваются. Напротив, они воспалились, и лодыжка начала опухать. При движении из них все еще сочилась кровь. Я уже извела на повязки оба рукава рубашки и смирилась с мыслью, что придется извести ее всю. Но что толку в простой ткани, к тому же не очень чистой? Вот если бы приложить к ране мазь или целебные травы… Увы, у нас не было ничего подобного. Наверное, это была моя вина — мне следовало подумать об аптечке, отправляясь в плавание. Хотя сама я все равно не разбираюсь во всяких снадобьях, пришлось бы просить помощи у Чахи…

Тринадцатый и четырнадцатый дни не принесли перемен к лучшему. Ветер все так же дул в лицо, рябил волны, срывал с весел холодные брызги. Солнце все чаще скрывалось за тучами. Мы активно работали веслами, стараясь согреться, но от этого усиливалась жажда, а рацион воды был урезан до минимума. Некоторые нгарэйху уже чихали и кашляли. Спали, сбившись в кучу, чтобы согреть друг друга. Самой лучшей печкой был Тонх, но радоваться тут было нечему: его раны загноились, и у него начался жар. Обычно у дикарей раны заживают лучше, чем у нас, избалованных цивилизацией аньйо, но, как видно, все дело было в зубах морьйала. Зубах, между которыми гнили остатки съеденной рыбы. Теперь этот трупный яд отравлял кровь Тонха, и мы ничего не могли поделать.

Я все чаще ловила на себе угрюмые взгляды. Вслух ругать меня никто пока не решался, но я догадывалась, о чем они думают. Вряд ли они ждали от меня чуда; они знали, что море — не стихия Эййэ.

Но богиня, легкомысленно втянувшая смертных в свои дела и заставившая их бросить дом, друзей и родных ради того, чтобы погибать от жажды, усталости и холода посреди открытого океана, — такая богиня явно не пользовалась прежней симпатией. Не решаясь высказать все это мне, они срывали зло друг на друге. Любой пустяк мог послужить поводом к перепалке.

— Смотри, куда машешь веслом! Ты меня всего обрызгал, глупый ипу-ипу!

— Ой, поглядите на него! На него попало три капельки, а он уже визжит, как новорожденная девчонка!

— Можно подумать, новорожденные мальчишки визжат тише! — Это уже не могла удержаться Ийхэ.

Я старалась мирить их, и они неохотно успокаивались, но в адресованных мне взглядах явственно читалось: «А вот уж ты бы помолчала!»

Кажется, только Нэн и Ийхэ хранили мне верность, несмотря ни на что.

На пятнадцатый день облачность окончательно закрыла небо. Но я велела продолжать грести против ветра и сама, разумеется, подавала пример, хотя мне все чаще приходилось делать передышки. Во-первых, я была уверена, что ветер остается северным и что мы заметим, если он существенно сменит направление. Дул он замечательно ровно — одно удовольствие идти в такую погоду под парусом, если бы, конечно, нам нужно было на юг. А во-вторых… пусть лучше тратят силы на греблю, чем на ссоры.

Утром шестнадцатого дня воды в последнем кувшине оставалось на донышке. Буквально по глотку на каждого. Я объявила, что этот глоток откладывается до вечера, а кому невтерпеж, может полоскать рот морской водой. Однако Нгош демонстративно взялся за горло кувшина с явным намерением отпить прямо сейчас.

— Нгош, ты не слышал, что я сказала?

— Слышал, — ответил он. — Но слова не утоляют жажду. И грести я тоже больше не буду.

— Еще как будешь! — угрожающе шагнул к нему Нэн. Я остановила его жестом, надеясь решить дело миром.

— Если мы не будем грести, мы никогда не доберемся до северной земли, — рассудительно заметила я.

— Попроси свою мать-небо, пусть повернет ветер, — пожал плечами Нгош.

— Ветер зависит не только от неба, но и от моря, — возразила я, что, в общем, было правдой. — И если мои слова не утоляют жажду, то и твои не наполняют парус. Так что бери весло.

— Нет.

— Эййэ, с ним не так надо говорить! — Нэн вырвал кувшин из рук Нгоша. Тот не ожидал стремительного рывка, но теперь дернулся за отнятым. «Сейчас завяжется драка, и они разольют нашу последнюю воду», — подумала я и выдернула из-за пояса шпагу.

— Отойди от кувшина, Нгош!

Он вновь повернулся ко мне, глаза сощурились, сойдясь на вытянутом в его сторону стальном жале.

— Я тоже умею махать саблей, — сказал он с угрозой.

— И ты осмеливаешься угрожать мне? — Я даже расправила крылья, демонстрируя все превосходство богини над простым смертным.

Нгош молчал, недобро глядя на меня. Нэн стоял слева от него, все еще держа кувшин на весу.

— Эййэ! Ребята! — крикнула вдруг Ийхэ. — Берег на горизонте!

Действительно, впереди, в трех румбах левее нашего курса, чернела полоска земли. Ссора сразу была забыта, или, по крайней мере, все сделали вид, что это так. Мы взялись за весла все вдесятером — и Нгош, и даже Тонх, уже два дня как освобожденный от гребли. Казалось, что наши злоключения наконец-то позади.

Тонх выбился из сил и был уложен отдыхать, прежде чем мы наконец приблизились к берегу. Еще по пути у меня зародились серьезные сомнения, что это Йертаншехе, а теперь стало окончательно ясно, что перед нами остров. Причем небольшой, мили четыре в поперечнике, так что вряд ли здесь могли быть какие-то поселения. С той стороны, откуда мы подплыли, не было ни бухт, ни пляжей — одни лишь угрюмые скалы, о которые разбивались сине-зеленые волны.

— Здесь никого нет, — выразил общую мысль Нгош. — Никого и ничего.

— Тем не менее нам надо высадиться, — возразила я. — Мы можем найти там воду и пищу.

Мы снова налегли на весла. Пришлось обойти остров по периметру почти целиком, прежде чем отыскалась подходящая каменистая бухточка.

В ней было мелко, и большие камни дна, хорошо различимые в прозрачной воде, обильно поросли водорослями, кое-где даже достигавшими поверхности. Бурые лохмы водорослей оставались и на веслах; плыть в этом супе было неприятно, зато вода была совершенно гладкой — мелководье и водоросли гасили волны. Спустя несколько минут мы выбрались на берег, который представлял собой базальтовую плиту, наклонно уходившую в воду. При первых шагах по твердой суше после полутора декад в океане нас качало, и это было даже забавно. Тонха оставили лежать в пироге, хотя он порывался идти с нами, говоря, что уже отдохнул и прекрасно себя чувствует, но достаточно было потрогать его пылающий лоб, чтобы убедиться, что это не так. На его распухшую ногу (опухоль распространилась уже вверх и вниз от повязки) и смотреть было страшно, вряд ли он смог бы идти, даже если б я ему разрешила…