Генри Олди - Тирмен

— Из дому я получаю письма, Пэн. А когда ты писал мне в последний раз?

Тихие, резкие слова походили на перестрелку. Привычную, не очень интересную для обоих. Пиф-паф, пиф-паф. Ой-ой-ой. Обойдя фонтан, они остановились напротив входа в тир. Господин Пэн глянул в сторону открытой двери, хмыкнул.

— Не запер? А если твои «монтекристы» вынесут?

Странное дело, его усмешка ничем не отличалась от усмешки старика.

— У меня «тулки», — не слишком задумываясь, ответил Петр Леонидович. — Еще «ИЖ», из бывшего города Устинова. Ижик-пыжик, где ты был... Не вынесут, я попросил ребят присмотреть.

Словно в подтверждение его слов, в дверях вырос шкаф шкафыч собственной персоной: амбал Вовик, звезда родного райцентра. Кивнул старику, поглядел на гостя — грустно, но не без сочувствия.

Исчез.

— Дожил, Джи Эф! Скоро провода начнешь на цветметалл сдавать.

— Это мысль, — невозмутимо согласился старик. — Обдумаю на досуге. Опытом поделишься?

Пиф-паф, пиф-паф. Ой-ой-ой.

— Зайдем в кафе?

— Ну, если ты настаиваешь...

Как и в день «свиданки» с ушастой госпожой Калинецкой, кафе оказалось совершенно пустым. Даже без просроченной новогодней елки. Старика здесь знали. Приборы вкупе с хрустящей книжкой меню появились на столе, словно по взмаху волшебной палочки. Вместе с двумя бокалами шампанского: «от заведения».

— Летом приезжай, Пэн. На Старый Салтов отправимся. Я ради такого случая яхту у друзей попрошу. Не Майорка, конечно. Но очень-очень, вот увидишь.

Люстра, заботливо водруженная на новый крюк, еле заметно кивнула. Одобрила.

— Майорка... — Вальяжный с брезгливостью перелистал меню, отложил в сторону. — Ты же там не был, Джи Эф. Некорректное сравнение!

— Тогда Байкал. Или Иссык-Куль. Устраивает? Не кривись, готовить тут умеют. Можно шашлык заказать, по-карски. Настоящий, на ребрышках.

Вальяжный с недоумением вздернул брови, словно услыхал что-то неприличное, в культурном обществе непроизносимое.

— Можно по-карски. И стрихнинчику, двойную дозу. Какой шашлык?! Я на диете, забыл?

— Диета? — Старик растерялся. — О чем ты, Петя... Пэн? У тебя самый обычный гастрит...

— Ага. Был обычный.

Петя, он же Пэн, умолк, но затем, подчиняясь требовательному взгляду старика, без всякой охоты пояснил:

— Год назад в больницу угодил. Боялись, что плохо дело. Оказалась язва. Зато классическая, хоть в учебник — или в анатомичку. Тебе писать не стали. И я не стал.

— Почему? Петя, мальчик мой, почему?

Вопрос прозвучал глухо, еле слышно, словно выстрел с некачественным самодельным глушителем. Казалось, еще чуть-чуть, и вальяжный господин Пэн исчезнет, окончательно превратившись в маленького мальчика Петю.

Не исчез, не превратился. Зло дрогнул голос, тихий, глуховатый, неотличимый от стариковского:

— А зачем? С тех пор, как я вырос — мы все, слышишь, все выросли! — наши дела стали тебе, как говорится, вне формата. Aren't you, GF?

Пиф-паф!

Петр Леонидович сдержался, пережидая ноющую боль в подреберье: ответный выстрел попал в цель. Помолчал, отвернувшись, скрывая выражение лица.

Выпрямился.

— Закажу что-нибудь диетическое.

Старший лейтенант запаса Кондратьев женился сразу после войны — в мае 1945-го, в оккупированной Германии. После демобилизации Кондратьевы, однако, не вернулись в Ковров, где до войны работал Петр Леонидович. Не поехали ни в Москву, ни в знакомый и памятный Питер. Ташкент, Караганда, Красноярск, Тбилиси — подальше от центра, нигде долго не задерживаясь. Внимательный взгляд отметил бы еще одну странную особенность их переездов. В каждом новом городе Елена Ивановна Кондратьева, заполняя положенные анкеты, сообщала о своем прошлом нечто иное, чем в предыдущих. Не то чтобы слишком — как раз настолько, насколько разнились меж собой анкеты ее мужа.

Внимательных взглядов в стране хватало. Но по совершенно непонятной причине они скользили мимо, не останавливаясь, не замечая.

Судьба стыдливо отворачивалась.

Кочевали Кондратьевы вдвоем, после втроем, а затем и вчетвером, до конца пятидесятых. Потом, словно одумавшись, осели в тихом провинциальном Смоленске. К явному неудовольствию младшего поколения — сын и дочка привыкли менять школы, легко расплевываясь с очередной несимпатичной «училкой» или директрисой. Характером они удались в старших.

Все эти годы Петр Леонидович ни разу не работал по довоенной специальности. Его вполне устраивала служба попроще: вахтером, делопроизводителем, механиком — или тирщиком в местном парке. Супруга не пыталась спорить, поступая сходным образом.

Судьба тоже не спорила, в сторону смотрела.

Бывшая фронтовая разведчица, кавалер орденов Ленина и Боевого Красного Знамени, Елена Ивановна Кондратьева умерла в 1975-м. Через год пенсионер Кондратьев, оставив давно повзрослевших и обросших семьями наследников, переехал в большой областной центр на Украине, чтобы устроиться на работу в тире парка культуры и отдыха имени Максима Горького.

— Штатная банда? Крышуют? — Вальяжный господин Пэн небрежно кивнул на видимую из окна кафе дверь тира. Оттуда выглядывал уже не амбал — пес-боксер Тимур. Шустрый «хомячок» пристукнул каблуком, сделал вид, что вот-вот сплюнет. Не плюнул, конечно, потому как западло. Но отношение выразил. Не к Петру Леонидовичу, само собой.

— Банда? — весело переспросил старик. — Ага. Джаз-банда.

Поразмыслил и добавил:

— Это я их крышую.

Он звал гостя домой, но господин Пэн возжелал еще разок взглянуть на скромное место работы паркового тирщика. Так ничего и не заказав, двое покинули кафе.

— Дожил, Джи Эф! — Зябко передернувшись, Пэн скривился. И присовокупил: — Insignificance!

Суровый парень Тимур не понял, потому как не услышал, да и языкам был не обучен. Однако на всякий случай нахмурился.

И исчез.

— Ладно! — Вальяжный произвел не особо внятное движение пальцами, повернулся к старику. — Денег просить не стану, не надейся. У меня предложение, Джи Эф. Деловое. Тир приватизирован? Он теперь твой, правильно? Хотя бы на бумаге?

Такой вопрос требовал ответа точного и основательного. Петр Леонидович покосился на дверь, за которой прятались невольные свидетели процесса приватизации.

Улыбнулся.

— На бумаге.

О совладельцах, включая Великую Даму, лучше не распространяться.

— Отлично! — Холеные пальцы гостя сцепились в хитроумный «замок». — Я все обдумал, Джи Эф. Для начала вот что. За тиром сейчас пусто, одни кусты. Отгородим площадку...

— Пейнтбол? — не без иронии поинтересовался старик.

В ответ раздалось обидное хмыканье.

— Ты еще рогатки предложи, Джи Эф! Пейнтбол — для плебса. Выстрелы дорогие, пушки неудобные. Еще и шлем дурацкий на голову напяливать надо. Макабр! А вот страйкбол... Не слыхал? Ну, знаешь! У вас что, Интернет зависает? Страйкбол — последний писк! Оружие изготовлено под макеты автоматов, «райфлов», «геверов»... В общем, чего угодно, лишь бы нравилось. Копии практически полные, массогабаритные, с виду не отличишь. Все многозарядное, стреляет пластмассовыми шариками. Магазин на двадцать пять зарядов, ударная сила не слишком большая, так что безопасно. Airsoft, мягкая пневматика. Неужели не в курсе?