Надежда Первухина - Иероглиф «Любовь»

— А где дракон? — огляделась принцесса.

— О, он принял редечного сока...

— Что?!

— ... и теперь, похоже, предается отдыху. Ваше высочество, прошу вас, отведайте вина и нашей скромной трапезы.

— Благодарю, владыка Хошиди.

Чарки заходили по кругу. Мэй выпила совсем немного вина и почувствовала легкое головокружение. Ничего удивительного — ведь она последний раз пробовала вино в доме своего мужа Вэй Цясэна! Когда это было... Будто сто лет прошло.

— Принцесса, — обратился к ней владыка Хошиди, — не расскажете ли вы нам о том, каким образом вам удалось спастись, как вы жили эти годы? Впрочем, если разговор этот покажется вам утомительным пли неприятным, считайте, я ничего у вас не спрашивал.

— Нет, отчего же, — проговорила принцесса. — Я помню немногое, но...

И она рассказала о том, как ее еще малюткой обнаружили собиратели листьев гинкго (хотя ей до сей поры непонятно, как она оказалась в том месте, а не во дворце). Как она жила в семье бедняков, а потом только и делали, что ее продавали... Принцесса рассказала и о жизни в Западном Хэ, о своем замужестве, о гибели Вэй Цясэна и бегстве из осажденного города.

— Я была почти мертва к тому времени, — сказала Мэй. — Но судьба снова послала мне спасение. Дракон, что переправил меня в расположение ваших войск, спас меня от гибели и оставил в Незримой Обители Учения Без Слов. Я обучалась там под покровительством Крылатой Цэнфэн, святой отшельницы...

— Я слышал о Незримой Обители, — удивленно заметил Хошиди. — Но никогда не верил в то, что она действительно существует на свете.

— Боги привели меня туда, — пояснила принцесса. — Крылатая Цэнфэн передала мне сокровенные и великие знания, после чего благословила выйти в мир и восстановить справедливость. Раньше я была ребенком и многого не понимала — откуда бедность, горе, болезни, нестроения по всей Империи. Но мое детство закончилось. Я жажду покарать убийцу моих родителей, осквернительницу Яшмового престола!

— Вы можете рассчитывать на меня и всех моих людей, принцесса, — сказал владыка Хошиди. — Но вы, верно, еще не все знаете.

— Чего именно я не знаю? — пытливо посмотрела на Хошиди Фэйянь.

Тот улыбнулся ей неожиданно мягкой и печальной улыбкой:

— Поверьте, принцесса, будет лучше, если об этом мы переговорим завтра. Сегодня пир в вашу честь, не хочется его омрачать. Отдыхайте, набирайтесь сил. А завтра...

— Как будет угодно владыке, — улыбнулась и принцесса. — Вы старше и мудрее меня. Похоже, здесь все мудрее меня, хоть я и провела годы в обители Крылатой Цэнфэн.

— О, это не мудрость, — заметила военачальница Тэнкай. — Это жизненный опыт, опыт синяков, затрещин и шишек, принцесса. Ваше здоровье! Жить вам десять тысяч раз по десять тысяч лет!

Принцесса осушила еще пару кубков вина и почувствовала, что засыпает на месте. Усталость прошедших дней, так долго копившаяся где-то внутри, наконец дала себе волю.

— Прошу меня простить, владыка, — обратилась Фэйянь к Хошиди. — Вы продолжайте пир, а я пойду в шатер, чтобы мне не осрамиться перед воинами и не уснуть в миске со сладкими бобами.

— Конечно, — улыбнулся Хошиди и сделал знак телохранителям. Те буквально на руках донесли принцессу до спешно возведенного для нее шатра.

Шатер был странный — чересчур большой и изнутри освещенный темно-багровым огнем.

— Мне точно сюда? — удивилась принцесса. — Ох, похоже, я все-таки переборщила с вином... Оно такое крепкое!

Фэйянь вошла в шатер и поморщилась:

— Воняет редькой! Вот гадость!

— Кому гадость, а кому лекарство! — немедленно услышала она.

— Баосюй?

— Я. Располагайся, принцесса. Вон твоя лежанка. И, кстати, будь мне благодарна за то, что я согласился жить с тобой в одном шатре. Здесь очень холодные ночи, а я буду тебе вместо печки.

— Не знаю, как вас и благодарить, блаженный Баосюй. Но редька...

— А что редька?

— Запах у нее...

— Ох, какое у нас благородное обоняние! А что, лучше было бы, если б по тебе всю ночь ползали сколопендры?

— Какие сколопендры? — утомленно спросила принцесса, без смущения раздеваясь и укладываясь на застеленную ватным одеялом лежанку.

— Злые, длиннющие, кусачие сколопендры с колючими лапками! — радостно сообщил дракон. — Они у меня в ушах заводятся, никакого спасения нет. Помогает только редечный сок — если залить в уши и как следует потрясти. Так что, принцесса... эй! Принцесса? Спишь уже?

Невозмутимое посапывание было ему ответом. Баосюй хмыкнул и, аккуратно вытянув одно крыло, прикрыл им спящую Фэйянь. Долго смотрел на принцессу своими глазами, напоминавшими золотые плошки. Потом плошки потускнели, словно на них накинули батистовые платки — дракон задремал.

Сны Фэйянь были тяжелы и смутны. То ей снилась Незримая Обитель, где Крылатая Цэнфэн снова наставляла ее в искусстве каллиграфии, то Гуан, лежащая на морском дне в обнимку со своим мертвым сыном. Глаза Гуан были открыты, и из них струился белесый жутковатый свет... Этот сон сменился другим — будто бы Фэйянь взлетела на небеса, словно фея или богиня, и там она пишет на розовых облаках Высшие Иероглифы... Но тут из-за облаков появляется смутно знакомый юноша. Ах да, это тот самый заносчивый каллиграф, вызвавший ее на поединок! Имя ему Ян, а его брата, кажется, зовут Лу... Когда она встретила их, немота спала с ее уст, но ей пришлось бежать. Почему она бежала? Чего испугалась?

— Я не знаю, — шепчет во сне Фэйянь. — Я думаю, у нас разные пути...

— Разве это нам решать, принцесса? — спрашивает Ян. Во сне он еще красивее, чем тогда, когда она его увидела.

— Где твой брат? — спрашивает Фэйянь. — Где Лу?

— Я убил его, вырезал его сердце и съел, — говорит Ян. — Он не будет нам мешать, принцесса. Нам никто больше не помешает в нашем поединке.

Фэйянь с трепетом видит, что Ян превращается в Шэси — в убийцу, ту самую, которая накрепко врезалась в ее память с самого детства.

— Умри! — кричит принцесса и просыпается.

В шатре стоит легкий туман и довольно прохладно. Фэйянь видит, что крыло дракона прикрывало ее всю ночь от холода, и преисполняется благодарностью к этому небожителю, насквозь пропахшему редькой.

— Благослови тебя боги, Баосюй, — шепчет принцесса дракону и выбирается из-под крыла.

Она одевается не во вчерашние наряды, а в простые суконные шаровары и суконную же куртку с шелковыми отворотами на рукавах и стоячем воротникетак одеваются лучницы. Вот только с обувью беда.

— Надеюсь, что я буду больше летать на драконе, чем ходить пешком, я же все-таки принцесса, — усмехается Фэйянь, бинтуя ноги уже выручившими ее лентами.

Фэйянь выбирается из шатра и видит, что весь лагерь уже пробудился. Едва она закончила умываться из бочки, что стояла рядом с шатром (ох и ледяная же вода поутру!), как к ней подбежал ординарец владыки Хошиди: