Маргарет Уэйс - Колодец тьмы

Теперь и остальные маги вытянули шеи, пытаясь прочесть надпись. Судя по всему, маги взволновались и обеспокоились; они смотрели то друг на друга, то на короля Тамароса. Тамарос, как и Гарет, видел буквы перевернутыми и не мог прочитать написанное. Однако по лицам магов он понял: происходит что-то странное. Это почувствовали и все собравшиеся. Послышался шепот сомнения; людьми овладели дурные предчувствия. Король Тамарос продолжал бесстрастно стоять у другого конца алтаря, рядом с сыном. Должно быть, в эту минуту ему отчаянно хотелось броситься к пергаменту и узнать, отчего маги встревожено переглядываются.

Высокочтимый Верховный Маг даже не подозревал, что написанное его рукой столь переполошило стоящих вокруг. Он открыл глаза, улыбнулся королю и Хельмосу, затем спокойно и уверенно взглянул на пергамент. Его собственное изумление и замешательство увидели все собравшиеся. Позже кое-кто шепотом утверждал, что, скорее всего, главный маг знал, какие слова выводит его рука. Некоторые отваживались даже говорить, будто он написал это намеренно, преследуя политические цели.

— Если это так, тогда Высокочтимый Верховный Маг — талантливейший лицедей, — с горечью потом говорил мальчику Эваристо. — Ведь он даже умудрился побледнеть. Он был настолько бледен, что если бы Владычица Призраков действительно присутствовала в амфитеатре, она обрела бы себе достойного спутника.

Совладав с собой, Высокочтимый Верховный Маг поднялся и, прежде всего, бросил взгляд на Тамароса — взгляд, который говорил очень много. Глава магов повернул свиток к королю, давая ему возможность увидеть написанное, затем прочел сам громким, почти дерзким голосом:

— Считаю своим долгом, — он должен был бы сказать «удовольствием», но у него хватило такта в последний момент заменить положенное по ритуалу слово, — представить народу Виннингэля нового Владыку, которому боги определили быть Владыкой Скорбей.

Владыкой Скорбей.

Испуганный Гарет мгновенно вспомнил про орков и их дурное предзнаменование, связанное с пылающим озером. С того момента он стал уважительнее относиться к оркам и их верованиям.

По рядам собравшихся побежал приглушенный ропот. Люди не удовлетворились услышанным; они хотели получить объяснение. Отец Гарета, нахмурив брови, вполголоса говорил со своим соседом. Мать мальчика, обмахиваясь платочком, тоже перешептывалась с соседкой. Гарету хотелось увидеть лицо Дагнаруса, но в это время принца загородил наклонившийся к нему Сильвит. Король Тамарос был в высшей степени раздосадован. Его гнев выдавали хмурый взгляд, стиснутая в кулак рука и сама его поза — сгорбленные плечи делали короля похожим на свирепую старую сову.

— Такова воля богов, — пытаясь оправдаться, сказал Высокочтимый Верховный Маг и сурово добавил: — Усомнившись в воле богов, мы лишь навлечем на себя большую беду.

— Но что все это значит? — требовательным тоном спросил король, рассердившись не на Рейнхольта, а на богов.

Король был подавлен, самолюбие его уязвлено. Отец боялся за сына.

Высокочтимый Высокий Маг ответил не сразу. Пока он обдумывал ответ, Гарет перевел взгляд на того, о ком, казалось, все позабыли — на Хельмоса.

Среди всеобщего замешательства он оставался собранным и спокойным. Лицо кронпринца по-прежнему было светлым; возможно, он и сейчас пребывал с богами. Страхи и дурные предчувствия, охватившие собравшихся, оставляли его равнодушным. Доспехи, обретенные Хельмосом, защищали его не только от стрел и ударов меча. Сверкающие доспехи были внешним отражением его веры, блеск которой ничуть не потускнел. Он знал, какой смысл вложили боги в его титул и каковы были их намерения. Главное, что он знал и понимал это сам; понимание других его не волновало. Окружающий мир со временем узнает ответ. Или не узнает.

— Мне представляется, ваше величество, что волю богов надо понимать так, — Высокочтимый Верховный Маг говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Ваш сын Хельмос станет Владыкой, который возьмет на себя людские скорби, сделает боль других своей болью и встанет преградой между людьми и злом.

Собравшиеся негромко вздыхали. Хельмос слегка, почти незаметно, кивнул. Да, Высокочтимый Верховный Маг правильно истолковал волю богов.

Король Тамарос оцепенел. Потом его лицо вспыхнуло. В замешательстве он повернулся к Хельмосу.

— Прости меня, сын мой, — произнес Тамарос, после чего возвел очи к небесам. — Простите меня, боги! Моя вера на мгновение пошатнулась. Но вы поймете меня, боги; вы, всемудрые и всезнающие, поймете чувства отца.

Король заплакал, не стесняясь своих слез. В этот момент в Храме не осталось ни одного человека с сухими глазами. Мать Гарета рыдала в платок; нащупав руку сына, она крепко стиснула ее. Отец шмыгал носом, всхлипывал и выглядел так, словно прекрасно понимал, каково сейчас Тамаросу. Родители Гарета никогда не проявляли к сыну и половины той любви, какую они изливали на него сейчас. И Гарет в этот момент испытывал такую же любовь к отцу и матери. Позже все трое вернулись к своим обычным отношениям, но на какое-то время магия происходящего заставила их нежно и искренне полюбить друг друга.

В самый разгар рыданий и всхлипываний Дагнарус внезапно встал и поднялся на подиум. Не обращая внимания на удивленно вскинутые брови магов, он подошел к Хельмосу. Принц протянул старшему брату руку.

— Брат, позволь мне быть первым, кто поздравит тебя, — звонким голосом произнес Дагнарус.

Обеспокоенные взгляды магов ясно говорили о том, что появление принца не было предусмотрено церемонией. Но слова и сам поступок Дагнаруса благотворно подействовали на короля Тамароса, который сейчас пылал любовью ко всему миру. Дагнарус был прелестным мальчиком, стоящим в свете алтаря, и от этого света темно-рыжие волосы принца сверкали, словно пламя. Принц выказал уважение и восхищение своим братом; он взирал на Хельмоса с почтительным благоговением, на какое только способен ребенок его возраста.

Хельмос пожал руку младшего брата. Король Тамарос положил одну руку на голову Дагнаруса, а другую — на плечо Хельмоса, соединив обоих узами родства.

Высокочтимый Верховный Маг сделал едва заметный жест. Один из магов неслышно скользнул вперед, поспешно свернул пергамент и убрал его с алтаря. После этого главный маг почувствовал себя спокойнее. Он щедро расточал собравшимся улыбки и благословения.

Хельмос покидал амфитеатр под приветственные крики собравшихся. Облаченный в свои удивительные лебединые доспехи, гордый и статный, он ехал по усеянной розами дороге.

Владыка Скорбей.

Вскоре после Трансфигурации Хельмоса двор праздновал десятилетие Дагнаруса. День рождения принца отмечался затейливыми празднествами, хотя, как рассказывали Гарету, торжества были менее впечатляющими, нежели в прошлые годы. Не хватало грандиозных фейерверков, которые устраивали эльфы. В этом году эльфы даже не прислали Дагнарусу никаких подарков. Не было и ставших привычными подарков от дворфов и орков.