Энгус Уэллс - Запретная Магия

Рядом с ним оставалось двое — по одному с каждой стороны; третий пытался обойти его сзади, но тут вдруг первые двое отлетели назад, как листья, сорванные с древа жизни колдовским ветром. Каландрилл резко развернулся к подбиравшемуся сзади противнику, сам не зная, какая сила владела его рукой — страх ли, ярость ли, магия ли? Он отбил атаку и нанес такой силы удар по ребрам чайпаку, что кираса из драконьей шкуры на груди противника расползлась и он застонал, когда меч прошелся по его ребрам и вонзился в живот. Следующий удар пришелся туда, где кончались доспехи и начиналась шея. Чайпаку дернулся, меч выпал у него из руки, темные глаза потускнели. Кровь, пульсируя, хлестала у него из шеи, он встал на колени, а потом повалился лицом вниз. Каландрилл резко обернулся к первым двум, и в тот же миг Дилус, охранявший подступы к площади, вдруг одеревенел. Меч и кортик вывалились у него из рук, он обхватил себя за шею, откинувшись назад, и жизнь вытекла из него вместе с кровью. За ним Каландрилл увидел амазонку, с непокрытой головой, с золотистыми волосами, забранными сзади в пучок, как у Брахта. Под ее туникой из белого шелка и на длинных ногах не было доспехов, а в руках она держала окровавленную саблю. Глаза — серые, как шторм, как сказал Брахт, — яростно блестели. Она порхала по площади, не уступая Брахту в умении обращаться смертоносным оружием.

Один из чайпаку бросился ей наперерез, другой налетел на Каландрилла, и хотя от самоуверенности его не осталось и следа, но дрался он с отчаянием, порожденным ужасом и сознанием того, что ему противостоит сила, стоящая выше его разумения. Каландрилл и сам ничего не понимал кроме того, что каким-то чудом магия вновь дарила ему жизнь. Он нырнул под свистящий меч и контратаковал прямым ударом, от которого убийца отпрянул назад, — он и сам бы не мог сказать, что отбросило его к забрызганной кровью стене — то ли мистическая сила, то ли его собственная решимость.

Женщина лишь на мгновенье блеснула на него глазами, и тут клинок прошел на опасно близком от нее расстоянии. Но она отбила его с почти небрежной грацией и, развернувшись, ударила чайпаку меж ног. Там не было доспехов, и он вскрикнул, согнувшись пополам, а сабля, как топор, опустилась на его незащищенную шею. Он хрюкнул и повалился на булыжник.

Угрюмо ухмыляясь, амазонка отсалютовала Каландриллу саблей, когда он, отбив удар противника, поразил его в живот. Он повернул стальной клинок и отступил на шаг, чайпаку закричал, лицо его побелело в агонии, а Каландрилл почти небрежно нанес ему удар в шею. Чайпаку тут же смолк, голова его откинулась набок, и он повалился на стену, забрызгав ее кровью.

На другой стороне площади Брахт парировал удары Ксанфезе. Увернувшись от кортика, который предатель держал в левой руке, Брахт всадил меч в горло противника. Ксанфезе издал страшный хлюпающий звук и сплюнул кровью. Но он не сдавался, продолжая спорить со смертью. Он сделал выпад. Брахт отбил и отступил, выманивая его на себя, а кровь из раненого горла уже обагрила чайпаку грудь и шаровары. Его поддерживала только ненависть. Она горела в его глазах и сипло вырывалась из широко раскрытого рта и разверстого горла. Брахт отступал все дальше, и чайпаку шел за ним, с каждым шагом теряя жизнь. Но вот керниец остановился, сделал финт, отбил контратаку и бросился вперед, вонзив меч в нижнюю часть живота Ксанфезе. Тот застонал, насколько позволяло раненое горло, и упал на колени. Брахт ногой выбил из его рук меч и со всей силы рубанул по шее чайпаку — противник шлепнулся в лужу собственной крови.

Стоя в центре небольшой площади, женщина приветствовала победу кернийца.

— Ты хорошо дерешься!

Брахт повернулся к ней, все еще держа меч на изготовку, и в глазах его блестело подозрение и восхищение.

— Ты тоже неплохо.

Она не сводила серых глаз с лица кернийца. Как два настороженных животных, подумал Каландрилл, изучающих друг друга. Тяжелая усталость исподволь навалилась на него, ему стало до тошноты плохо, и он понял, что какая бы сила ни владела им во время схватки, сейчас она оставила его. Он чувствовал запах крови, разогретой на солнце, и сплюнул, переводя взгляд с трупов на женщину.

— Я искала вас, — спокойно сказала она. — Мне повезло, что я нашла вас именно сейчас.

— Возможно, — согласился Брахт.

— Чайпаку убили бы вас, — заявила она. — Со временем.

Керниец пожал плечами.

— Даже несмотря на магию твоего друга. Чайпаку — упорные бойцы.

— Угу, — согласился Брахт. — Но мы бы разделались с ними и без твоей помощи.

— Теперь они будут мстить за пролитую кровь. — Она коротко улыбнулась. — В Харасуле вы недолго протянете.

— Мы и не собираемся здесь задерживаться.

— Я знаю. Вы ищете судно до Гессифа. Чтобы идти в Тезин-Дар. Вы ищете «Заветную книгу».

Она усмехнулась, заметив, как меч кернийца слегка дрогнул, а сам он напрягся, хотя и пытался это скрыть. Дера, молился Каландрилл, неужели придется убивать того, кто пришел нам на помощь?

— Нам незачем драться, — сказала она.

— Ты хочешь помешать нам? — осторожно спросил Брахт.

— Нет, мне тоже нужна «Заветная книга». — Серые глаза остановились на Брахте, не выпуская из поля зрения и изумленного Каландрилла. — Я предлагаю союз. В моем распоряжении военный корабль.

— Почему мы должны доверять тебе? — спросил Брахт.

— Я помогла вам. — Сабля описала полукруг, указывая на тела, разбросанные по площади. — А в Харасуле, да и где угодно в Кандахаре, чайпаку отыщут вас. Если мы объединимся, у нас будет больше шансов на успех.

— Или на смерть, — заметил Брахт. — На твоем военном судне.

Женщина спрятала саблю в ножны и сказала:

— Даю вам слово.

Брахт коротко кивнул, не спуская, однако, глаз с ее лица и к удивлению Каландрилла, тоже сунул меч в ножны.

— Меня зовут Брахт ни Эррхин, я из клана Асифа, — представился он. — Из Куан-на'Фора.

— Меня зовут Катя.

Брахт исподлобья глянул на Каландрилла, пожал плечами и сказал:

— Надо поговорить, Катя.

Они отправились за Катей, торопясь оставить площадь прежде, чем чайпаку или солдаты тирана захотят задать им несколько вопросов, а может, и убить. До причала, где люди в доспехах и пурпурных тюрбанах являли собой хоть какую-то гарантию безопасности, они не проронили ни слова. Если Каландрилл и испытывал угрызения совести по поводу того, что произошло на площади, то за вопросами, осаждавшими его, за сомнениями, порожденными в нем этой загадочной женщиной, он о них быстро забыл; он взглянул на кернийца — на лице Брахта лежала печать задумчивости, а глаза смотрели на тонкую фигурку женщины, словно ища ответа на вопрос, почему она за них вступилась. Однако ни один из них не проронил ни слова тех пор, пока она не остановилась у воды, где солдаты могли их слышать. Женщина указала рукой на тонкий профиль черного судна с головой дракона на носу, и оно показалось им знакомым.