Майкл Роэн - Наковальня льда

Керморван замолчал, так как стражник неожиданно встал. Бросив короткий взгляд на пленников, он распахнул дверь и вышел наружу.

— Знатная темница! — рассмеялся Керморван. — Нет даже замка на двери, не говоря уже о решетках! Будь у меня мой меч…

— Оружие едва ли помогло бы тебе, — возразил Элоф, рассматривавший голубоватые отблески на поверхности металлических обручей, стягивавших его щиколотки. — Кандалы прочные, сделаны недавно, да и цепи тоже. А что касается темниц… это место больше похоже на склад, спешно переоборудованный для содержания пленников.

Керморван удивленно вскинул брови:

— Ты хочешь сказать, что они не нуждаются в узилищах? Не может быть!

Дверь со скрипом приоткрылась, и стражник появился так же внезапно, как и ушел. Он вразвалочку приблизился к пленникам, отвел в сторону руку Элофа и раскрыл кандалы. Тот поднялся на нетвердых ногах, но в дверном проеме появилось еще несколько стражников. Направив копья в грудь кузнеца, они жестами приказали ему выйти из комнаты. Он слышал, как за его спиной с лязгом упали оковы Керморвана.

Оказавшись в коридоре, Элоф невольно содрогнулся. Сперва он не понял, что испугало его, но затем вспомнил: это место было как две капли воды похоже на коридоры в башне мастера-кузнеца. Отдельные, когда-то бессвязные фрагменты памяти начали складываться в цельную картину. Но у Элофа не было времени подумать как следует, ибо тупые концы копий постоянно подталкивали их в спину. Керморван гневно оглядывался, но у него хватило благоразумия сохранять спокойствие. Они повернули за угол, затем поднялись по пролету крутой лестницы и прошли через тяжелые распахнутые двери. Каменные плиты под ногами сменились гладкой брусчаткой. В комнате царил такой же сумрак, как в камере и коридоре, и она была лишь немногим просторнее, но потолок терялся в непроглядной тьме. Невозможно было разглядеть даже верхнюю часть створок высоких резных дверей в дальней стене. Стражники заняли места по обе стороны от дверей, уперлись копьями в пол и застыли в ожидании. В наступившей тишине Элоф мог слышать низкий гул голосов в соседнем помещении. Керморван кивнул.

— Итак, нас в самом деле привели к одному из их правителей, — прошептал он. — Будем надеяться, что он по крайней мере выслушает нас.

— Откуда такая уверенность? — спросил Элоф. — Ты понимаешь их язык?

Керморван невесело улыбнулся.

— Конечно, нет. Но суды, будь то у людей или у иных народов, мало отличаются друг от друга. Приемная, часовые, шум за дверью — все признаки безошибочны.

Три гулких удара сотрясли воздух, и стражники бросились открывать двери. Дымный, красноватый свет затопил помещение; пленников втолкнули внутрь, и массивные створки с глухим стуком захлопнулись за ними.

Ослепленные странным сиянием, они поначалу ничего не видели, но слышали шум возбужденных голосов и вдыхали запах окружавшей их плотной толпы. Голоса звучали враждебно, а запах исходил явно не от человеческих тел. Элофу он казался чуждым и будоражащим, хотя почему-то более здоровым, чем вонь человеческой толпы, скорее напоминавшим чистый, пряный дух скотного двора, знакомый ему с раннего детства. Но Керморван высоко держал голову и презрительно морщил нос. Когда зрение пленников немного прояснилось, они увидели то, ради чего пришли сюда через все трудности и лишения, — суд дьюргаров.

Зал, где они стояли, был самым большим помещением, которое Элофу когда-либо приходилось видеть. Создавалось впечатление, будто они находятся у подножия какого-то невероятно огромного дерева, ибо колонны вдоль стен были вырезаны в виде узловатых стволов, чьи ветви сплетались под арочными сводами высоко над головой. Воздух под этой странной крышей казался одновременно свежим и мглистым, как бывает иногда вечером на исходе осени; красноватое сияние исходило из светильников, похожих на факелы и вделанных в стены, но горевших ровно и бездымно. Свет танцевал на позолоченной резьбе, покрывавшей двери, сверкал на замысловатых узорах по полированному камню стен и пола, где плитки розового гранита и зеленого долерита, молочно-белого кварца и искристого авантюрина сочетались с другими, более редкими и странными породами. В узорах угадывались угловатые, загадочные символы или руны, покрывавшие все пространство зала, за исключением дальней стены. Образ, запечатленный там, оказался столь поразительным, что Элоф забыл обо всем остальном, глядя на него. То была высокая фигура, представавшая в отдаленной перспективе, как выглядел бы человек глазами муравья — огромный силуэт в сполохах яркого пламени, с молотом, поднятым в могучей руке. За ним возвышалась наковальня, на которой лежало нечто сверкающее, с острыми зубцами. Фигура могла изображать широкоплечего, плотного человека или дьюргара, подобного тем, что сейчас окружали его.

— Что скажете, люди? — требовательно спросил холодный, резкий голос на северном языке. — Любуетесь? Что ж, услаждайте свое зрение, пока можете. Вы пришли за богатством дьюргаров, несомненно преодолев много опасностей на своем пути. Мы не лишим вас права увидеть хотя бы ничтожную его часть!

Как и предупреждал Элоф, дьюргары оказались не такими уж низкорослыми. Самые высокие, поднимавшиеся на цыпочки, чтобы получше рассмотреть пленников, были на полголовы ниже его, хотя многие не достали бы ему и до плеча. Но необычно плотное сложение делало их облик более массивным, чем у большинства людей. Прежде всего бросались в глаза длинные руки, широкие покатые плечи и мощные шеи. Их лица показались Элофу более чуждыми, чем при первой встрече, ибо сейчас ни одно из них не улыбалось. Лица взрослых были как будто вырезаны из старого, хорошо выдержанного дерева, покрытого глубокой резьбой морщин и обрамленного жесткими локонами темных или седых волос, напоминавшими мотки скрученной проволоки. Но наиболее странно выглядели молодые, безбородые лица. Здесь нечеловеческое происхождение проявлялось с особенной силой, избавленное от примет возраста, общих для людей и дьюргаров. Низкие, покатые лбы частично скрывались за кустистыми бровями, но глаза — огромные, широко расставленные — опровергали любой намек на звериное выражение. Почти все носы были крупными и слегка вздернутыми, но их форма различалась так же, как у людей. Далее лица дьюргаров плавно закруглялись к широким, тонким губам и образовывали ровную, плоскую челюсть без выступающего подбородка. Из-за высоких скул и сильно развитых челюстных мускулов щеки казались слегка запавшими; уши были большими, лишенными мочек и загибались наверху, образуя слабое подобие заостренного кончика. Если они казались отставленными слишком далеко назад, то лишь потому, что сама голова была длиннее и шире, чем человеческая.