Дженнифер Роберсон - Песнь Хомейны

- Разве я когда-то не доверял тебе?

- Доверься мне, - его глаза были средоточием ночной тьмы.

Я попытался одолеть странное предчувствие:

- Да будет так. Моя жизнь в твоих руках. Он не улыбнулся:

- Твоя жизнь всегда была в моих руках. Но теперь боги доверили мне иное…

На минуту он закрыл глаза. В звездном свете его лицо было похоже на лик древнего изваяния - застывшее, белое, прочерченное глубокими тенями. Лицо, в котором, кажется, не осталось ничего человеческого. Призрак ночи.

- Ты знаешь, что нам предстоит завтра, - его взгляд остановился на моем лице, - и знаешь, сколь велика опасность. Ты, конечно же, также знаешь, что, если мы будем побеждены, и Хомейна останется под властью Беллэма, это будет означать конец для Чэйсули.

- Хомэйны…

- Я не говорю о хомэйнах, - голос Финна шел словно издалека. - Сейчас речь лишь о Чэйсули и о тех богах, что создали это место. На хомэйнов у нас нет времени.

- Но я - хомэйн…

- Ты - часть нашего Пророчества, - на мгновение по его лицу скользнула знакомая ироническая усмешка. - Не сомневаюсь, ты предпочел бы, чтобы все было по-другому - если бы мог выбирать, я тоже. Но выбора нет, Кэриллон. Если ты умрешь завтра - если будешь убит в битвах с Беллэмом - с тобой умрет и Хомейна, и Чэйсули.

Я почувствовал, как моя душа сжимается в трепещущий комок:

- Финн… ты возложил тяжкую ношу на мои плечи. Ты хочешь, чтобы я рухнул под ее тяжестью?

- Ты Мухаар, - мягко сказал он, - Такова твоя судьба.

Я передернул плечами, чувствуя себя до крайности неуютно:

- Чего же ты от меня хочешь? Заключить сделку с богами? Согласен, скажи только, как! Финн остался серьезен:

- Не сделку. Боги не заключают сделок с людьми. Они предлагают, люди соглашаются - или отказываются. И отказываются слишком часто, - он поднялся с земли, опираясь на руку: в звездном свете блеснула золотая серьга. - То, что я скажу тебе в эту ночь, пришлось бы не по вкусу многим - особенно королям. Но я все же скажу тебе - потому, что мы слишком многое делили с тобой… и потому, что это может кое-что изменить.

Я медленно и глубоко вздохнул. Финн - перестал быть собой. Тому, чем он стал, я не знал имени.

- Тогда говори.

- Этот меч, - он коротко указал рукой, - меч, который ты держишь, был сделан Чэйсули - Хэйлом, моим жехааном. Говорилось, что он делает этот меч для Мухаара, но мы в Обители знали другое, - его лицо было сурово и торжественно. Он не для Шейна, хотя Шейн и носил его. Не для тебя, хотя он перешел к тебе, как к наследнику Шейна. Для Мухаара, верно… но для Мухаара-Чэйсули, не для хомэйна.

- Что-то вроде этого я слышал и раньше, - мрачно сказал я. - Эти же слова - или похожие - часто повторял Дункан.

- Ты сражаешься за спасение Хомейны, - продолжал Финн. - Мы тоже сражаемся за это - но и за то, чтобы выжить, сохранив наши обычаи и наш образ жизни.

Таково Пророчество, Кэриллон. Я знаю… - он поднял руку, предупреждая мою попытку заговорить, - Я знаю, ты не задумываешься об этом. Но об этом думаю я.

Как и все те, кто связан узами лиир, - его взгляд остановился на Сторре, казавшемся в ночном сумраке статуей, высеченной из темного камня.

- Это правда, Кэриллон. Придет день, и человек, в котором сольется кровь всех племен, объединит в мире четыре враждующих государства и два народа чародеев, - он улыбнулся, - Похоже, это твое проклятье, сколь можно судить по выражению твоего лица.

- К чему ты ведешь? - его неторопливая манера разговора начинала раздражать меня, - Как связано Пророчество с этим вот мечом?

- Меч был откован для другого. Хэйл знал это, когда брал для него небесный камень. И предсказание начертано здесь, - его пальцы пробежали по рунной вязи на клинке. - С того часа, как он был откован, меч Чэйсули ждет того, кому он предназначен. Это не ты - и все же ты пойдешь в бой с этим мечом.

Я не сумел подавить раздражения:

- При попустительстве Чэйсули? Что, опять дошло до этого?

- Никакого попустительства, - ответил он, - Ты хорошо служил этому клинку, и он хранил твою жизнь, но придет время отдать его в другие руки.

- В руки моего сына, - твердо сказал я. - То, что есть у меня, должно перейти к моему сыну. По праву наследования.

- Может, и так, - согласился он, - если боги желают того.

- Финн…

- Положи меч, Кэриллон.

Я внимательно посмотрел на него в темноте:

- Ты хочешь, чтобы я отдал его? - я говорил, тщательно взвешивая слова, Ты хочешь забрать его у меня?

- Нет, я не сделаю этого. Когда меч найдет своего хозяина, тот получит его по доброй воле.

Несколько мгновений он молчал, словно прислушиваясь к собственным словам, потом улыбнулся. Коротко коснулся моей руки дружеским жестом, который мне нечасто доводилось видеть:

- Положи меч, Кэриллон. В эту ночь он принадлежит богам.

Я наклонился, опустил меч на землю и выпрямился снова. В лунном свете меч поблескивал серебром, золотом и алым.

- Твой кинжал, - сказал Финн.

Так он разоружил меня. Я стоял, одинокий и беззащитный, хотя рядом были воин и волк, и ждал ответа. Его могло и не быть, Финн нечасто открывал свои мысли, и в эту ночь, подумалось мне, я могу ничего не узнать. Я ждал.

Он держал кинжал в руке - в той руке, которая и создала его. Длинный кинжал Чэйсули, рукоять которого завершалась волчьей головой, непохожий на оружие хомэйнов. И тут я понял.

В эту ночь он был Чэйсули во всем, Чэйсули более, чем когда-либо. Он отбросил заученные Хомейнские манеры, как солдат сбрасывает плащ. Он больше не был Финном, которого я знал - его душа была спокойнее, она была полна волшебства и слов богов и, не знай я, кто он, тысячу раз пожалел бы, что оказался с ним здесь. Я нечасто видел его таким, и всегда этот Финн вызывал во мне опасливое почтение.

Внезапно я почувствовал, что остался один среди равнин Хомейны, а рядом со мной только Изменяющийся - и страх сжал мое сердце.

Он перехватил рукой мое левое запястье. Прежде, чем я успел сказать хоть слово, он обнажил мою руку, повернул ее тыльной стороной вверх - и глубоко вспорол плоть кинжалом.

Я зашипел сквозь зубы и попытался вырвать руку, но он крепко сдавил ее пальцами - боль заставила меня содрогнуться.

Я забыл о его силе, об упорстве зверя - в сравнении с ним я был слаб, как подросток, несмотря на высокий рост и крепкое слоение. Финн держал меня с легкостью, с которой отец удерживает ребенка, не обратив внимания на мой протестующий возглас - словно бы и не услышал его. Он силой опустил мою руку к земле, некоторое время держал ее так, а потом немного разжал пальцы, позволив крови хлынуть свободным потоком.

Кровь текла по моему запястью, обагряя кисть, и капала с напряженно застывших пальцев. Финн держал мою руку прямо над кругом пяти камней, и багряные капли падали на ровную землю.

- Опустись на колени.