Майк Резник - Аванпост

— Не знаю, интересуют ли меня ваши виды бессмертия. — Киборг де Мило осушила стакан, махнула Регги рукой, чтобы тот вновь его наполнил.

— Хорошо, — смирился Бард, — если ты хочешь, чтобы тебя помнили, пусть так и будет. — Он повернулся к Максу. — Ты был на той же планете, так?

— Генрихе V, да.

— Хочешь рассказать об этом?

— Эти воспоминания по-прежнему причиняют боль, но, черт побери, почему нет?

Случилось это после того, как моими стараниями город больше не представлял для Венеры никакой опасности (начал Макс, тогда как Киборг де Мило пренебрежительно хмыкнула). Я посадил корабль в нескольких сотнях миль, с тем чтобы собственноручно уничтожить находившуюся там небольшую армию пришельцев.

Но прежде чем сразиться с ними, решил подкрепиться, поскольку бой в городе отнял у меня немало калорий. Я сидел у корабля, поджаривал на костре несколько стейков, достаточно далеко от пришельцев, чтобы их датчики могли засечь меня, когда мне между лопаток уперлось дуло глушака.

— Подними руки.

По сильному акценту я понял, что голос принадлежит одному из пришельцев.

— Если я подниму руки, стейки сгорят, — ответил я, не поворачиваясь.

— И что? — спросил пришелец.

— Если ты все равно собираешься меня убить, не имеет значения, что я буду делать со своими руками… а если убивать не собираешься, сжечь стейки — это преступление.

— Я об этом как-то не подумал, — признал он, обошел костер с другой стороны, держа меня на мушке. Похоже, никак не мог решить, что ему со мной делать.

— Если ты не собираешься меня убивать, то можешь составить мне компанию, — предложил я. — Еды хватит на двоих.

— Я не возражаю. — Он взял тарелку и скрестив ноги сел у костра. — День выдался долгим, а я не ел с рассвета.

— У тебя есть имя? — спросил я.

— Стихоплет, — ответил он. — А ты кто?

— Макс.

— У меня такое ощущение, что рук у тебя больше, чем у обычного человека.

— Никогда не считал это недостатком, — ответил я.

— Любопытно. Из того, что я узнал о вашем обществе, вытекает следующее: столь значительное отличие превращает тебя в выродка, которого все отторгают.

— Да что ты знаешь о нашем обществе? — возмутился я.

— Я прочитал все книги и просмотрел все образовательные голофильмы. Особенно отвратительным я нахожу ваш обычай есть новорожденных младенцев.

— Впервые слышу о том, что люди едят детей, — удивился я.

— Полагаю, это тайный ритуал, — сочувственно пояснил он.

— У меня складывается впечатление, что ты — жертва ложной доктрины.

— Ложной доктрины? — переспросил он.

— Пропаганды.

— Но я видел голофильмы!

— Ты видел чудеса компьютерной анимации и спецэффектов, — безапелляционно заявил я.

Он ответил долгим взглядом.

— Ну, не знаю, — наконец вырвалось у него.

— Ты видел голофильмы, в которых люди поджаривали или варили младенцев?

— Нет, ели их сырыми.

— То-то и оно. Я — живое свидетельство, что люди всегда готовят пищу.

— Да, пожалуй. Ты и представить себе не можешь, как я рад.

— Почему?

— Я — не воин, — признался он. — Поэт. Пошел в армию, лишь узнав, что вы проделываете со своими младенцами. Думаю, теперь я вернусь домой и закончу работу над первым сборником стихов. Мой конек — нерифмованный гекзаметр.

— Почему ты думаешь, что они тебя отпустят?

— Почему нет? От поэта пользы им никакой. — Он помолчал, потом печально продолжил: — Собственно, им нет пользы от любого, кто не убивает, калечит, пытает.

— Может, тебе стоит подумать о том, чтобы перейти на нашу сторону? — спросил я.

— Не могу. Люди презирают всех, кто отличается от них.

— Опять пропаганда. — Я покачал головой. — В нескольких милях отсюда находится женщина-киборг, у которой в пальцах огневой мощи больше, чем у многих боевых звездолетов. У нее искусственные глаза и по окончании войны она, возможно, заменит настоящие ноги на протезы. Тем не менее она сражается на нашей стороне. И не стала бы этого делать, если бы мы третировали ее, не так ли?

— Да, — согласился он. — Полагаю, не стала бы.

— Безусловно. Может, я должен познакомить тебя с нашей версией истории человечества?

— У меня есть вся ночь.

Вот я и рассказал, как Томас Джефферсон* [16]написал Magna Carta* [17], папа Иоанн XXIII освободил марсианские колонии и, как мог, процитировал «Геттисбергское послание»* [18]Бейба Рута* [19]. Вскоре он начал засыпать меня вопросами, и мы проговорили до утра.

А когда над Генрихом V взошло солнце, он потянулся ко мне, пожал руку и объявил, что ему с детства промывали мозги, но уж оставшуюся жизнь он посвятит борьбе за свободу, равенство, капитализм и другие высшие ценности.

Два дня мы провели вместе, стараясь лучше узнать друг друга. Он читал мне свои стихи, в которых не было рифмы, но чувствовался напор и, конечно, талант. Я рассказывал ему, как функционирует свободное общество, и почему мы, жители Пограничья, не платим налоги, не участвуем в выборах и не проводим много времени за изучением уголовного кодекса.

— Но, если вы добровольно отказываетесь от права участвовать в голосовании, почему вы сражаетесь за Содружество? — спросил он.

— Я не сражаюсь за Содружество или Монархию, как ни назови, — ответил я. — Я сражаюсь потому, что вы вторглись на Генрихи, а именно здесь я могу хорошо провести время за выпивкой.

Он нахмурился, насколько представитель его вида мог хмуриться, и попытался зайти с другой стороны.

— Как государство может выжить, если все убегут в Пограничье и перестанут платить налоги?

Я мог бы объяснить, что выход очень простой: покорить еще несколько цивилизаций и обложить их налогами по самое не хочу, но почувствовал, что такое объяснение не покажется убедительным. Поэтому сказал, что на одного смельчака, решающегося улететь в Пограничье, приходятся миллионы, остающиеся дома.

— Логика проста, — добавил я. — Если б образовался недостаток налогоплательщиков, они бы или присоединили к Содружеству часть Пограничья, или увеличили бы налоги.

— Разумно.

— Да… если только не тебе приходится платить повышенный налог.

— А если тебе?

Я пожал плечами.

— Тогда ты отправляешься в Пограничье, возможно, открываешь планету-другую, которые государство в конце концов прибирает к рукам. Вот так галактика и становится цивилизованной.

— И этот процесс бесконечен! — воскликнул Стихоплет. — Всегда найдутся недовольные, но ваша цивилизация организована такие образом, что недовольство ведет к экспансии, которая приводит к усилению давления государства, что результируется в появлении новых недовольных и новой экспансии… — Он помолчал. — В такой ситуации пройдет не так уж много времени, прежде чем человечество освоит Андромеду и другие соседние галактики.