Шон Рассел - Брат Посвященный

Фрейлины и служанка княжны вернулись на холм, чтобы сопроводить госпожу к дому. Шурша шелком, Нисима удалилась, оставив за собой лишь слабый аромат духов.

Сёнто отправился поговорить с Каму о предстоящем путешествии в Сэй, и Суйюн остался в саду один. Некоторое время он вслушивался в звуки сада, наслаждаясь его утонченной гармонией. «Теперь это мой дом, — подумал он, — точнее, один из домов». Юный инициат огляделся по сторонам. Какая роскошь! Здесь так легко забыть о жизни духовной. Так легко…

Суйюн встал и начал медленно спускаться по склону холма, решив вернуться в комнату, приготовленную для него Каму. Каждый цветок, каждый камушек в саду был полон невыразимой прелести, и монах то и дело в восхищении замедлял шаг. Склонившись у невысокой стены, чтобы полюбоваться на виноградную лозу, Суйюн вдруг замер на месте, будто увидел призрак. Насторожившись, он прислушался: звук сливался с шумом ветра и был почти неуловим, но все же Суйюн ясно различил его. Монах слишком часто слышал его, чтобы ошибиться. Сердце монаха бешено заколотилось, однако он тут же взял себя в руки. Что это? Свистящий шум движения, шелест мягкого материала и ровный выдох. Суйюн знал этот звук так же хорошо, как собственный голос. Надо проверить, подумал он и осмотрелся — нет ли вокруг людей. Инициат понимал, что рискует. А что, если его заметят?

Он отступил на несколько шагов по тропинке и присел, притворяясь, что разглядывает листья кустарника чако. С этого места виднелись окна главного дома. Там никого не было, хотя наверняка он этого не знал, так как все окна были закрыты матовыми экранами.

Суйюн осторожно сошел с тропинки и спрятался за сосной. Он снова обвел взглядом сад, опасаясь, что князь Сёнто застанет его за подсматриванием, а потом ухватился за виноградные лозы на стене и подергал их, проверяя прочность. Надеясь, что хотя бы в эту минуту его никто не видит, Суйюн проворно и без единого звука взобрался по вьющимся стеблям. Приподнявшись над стеной, он еще крепче схватился за плети винограда. Там, в маленьком закрытом садике, он узрел княжну Нисиму, в простом халате из бумажной ткани, выполняющую плавный танец Формы — девушка упражнялась в искусстве ши-кван! Она уже закончила пятую фазу и столь же уверенно перешла к следующей. Суйюн не верил своим глазам: один из непосвященных оттачивал мастерство Формы, служившей ключом к Секретным Познаниям ордена ботаистов.

Инициат спустился на землю; сердце его гулко бухало, как у простого деревенского мальчишки. Суйюн постарался справиться с волнением и зашагал вниз по тропинке.

Брат Сатакэ, думал монах, знаменитый брат Сатакэ, только он мог научить княжну. Но зачем? Прежний духовный наставник Сёнто был личностью почти легендарной, человеком, который пользовался глубочайшим уважением со стороны высших чинов ордена. Человеком, которому Суйюн во время своего обучения в монастыре пытался подражать.

Суйюн шел вперед, но перед глазами у него все плыло. «Что мне делать? — спрашивал себя он. — Это невероятно! Клянусь Девятью Именами Ботахары, нас предали!»

Стены, размышляла сестра Морима, отличительная черта империи Ва. То, что их никто не замечает, подтверждает полное их принятие всей нашей культурой. Мы проводим черту, и вот оно разделение: Сын Неба по одну сторону, империя — по другую. Еще черта, и князья первого ранга заявляют о себе: они с одной стороны, остальное общество — с другой. И так далее вплоть до бумажной ширмы последнего уличного торговца. Наконец, у нас есть нищие, которые не способны ставить стены.

Стены: они везде и повсюду, причем везде и повсюду люди их не видят. Не то чтобы к стенам нет уважения, нет, причина совсем в другом — их попросту не считают тем, что они есть, а именно отличительной чертой.

И так было всегда. Еще тысячу лет назад Владыка Ботахара говорил о стенах: «Между собой и слабыми сильные воздвигают стены в страхе, что слабые узнают об их силе. Бедные оказываются выброшенными в огромный мир — изменчивый и непредсказуемый, но одновременно естественный и прекрасный. Какой из дворцовых садов может сравниться с девственной красотой горного луга? Итак, сильные полагают, что ограждают себя от бедных и слабых, а на самом деле только замуровывают себя. Такова природа заблуждения».

Сестра Морима чопорно шагала по усыпанной гравием дорожке вдоль стены, окружающей обитель Первого Пробуждения — резиденцию ордена сестер-ботаисток. Ладонью заслонив глаза от солнца, она посмотрела на суровую цитадель из белого камня. Что сказал бы Просветленный о религиозном ордене, следующем его учению, но отгородившемся от мира высокими стенами? Отличительная черта, снова подумала Морима. Первой эту идею высказала одна из сестер-ботаисток, а чуть позже другая сестра из их ордена написала научный труд, полностью раскрывающий это понятие.

«Я становлюсь циничной», — невесело усмехнулась она. Стены нужны общине, чтобы защищаться от тех, чей дух еще не готов принять знания.

Сестра Морима повертела головой, глядя на паломников, запрудивших дорогу. Усталые, в пыли, по большей части бедные, некоторые с совершенно стеклянными глазами — и все же почти все они излучали невидимые волны с трудом сдерживаемых страстей или по меньшей мере глубокой душевной беспокойности «Да умиротворит Владыка Ботахара ваш дух», — одними губами произнесла сестра.

Как все-таки приятно возвращаться домой. После общения с братьями-ботаистами она чувствовала себя… испорченной, нечистой. Морима невольно вздрогнула. «Мне столько надо сказать вам, сестра Саэдза, — мысленно обратилась она к настоятельнице, — и многое из этого непонятно мне самой».

Сестра Морима продолжала путь, глядя на дорогу перед собой, слушая шарканье паломников, их приглушенные молитвы, кашель безнадежно больных. Утренний воздух был свеж, в нем еще чувствовался ночной холодок, но солнце уже начало припекать. Осень достигла точки равновесия: подобно чайке, распростершей крылья в воздушном потоке, осень будто парила над землей. С приходом ночи все ждали, что равновесие вот-вот нарушится, однако по утрам солнце опять дарило вчерашнее тепло, и воздух снова наполнялся осенними ароматами. Время точно замедлило ход — листья не спешили опадать, цветы цвели вопреки отпущенному для них природой сроку. Стояла странная и невероятно красивая пора.

Сестра Морима свернула за угол, к воротам обители Первого Пробуждения, где обычная толпа Ищущих Знания окружила сестер-привратниц. На лицах паломников читалось затаенное желание — каждый мечтал, чтобы его впустили, позволили провести в обители несколько дней, посетить службы, может быть, даже услышать несколько слов от настоятельницы, сестры Саэдзы, которая, как все знали, стояла у порога Завершения.