Николай Толстой - Пришествие Короля

Когда входишь в дом чужака, разумно оставить ему право приветствовать первым. Потому я подошел и остановился в молчании у очага, протянув к его теплу свои руки — еще и затем, чтобы показать моему незримому наблюдателю, что я безоружен. В глиняном горниле пылал древесный уголь, рядом стояла железная наковальня. Это не удивило меня, поскольку люди святого братства могут быть и кузнецами, а в таком глухом месте, как это, можно ожидать, что придется изрядно заниматься ремеслом.

Пока я раздумывал так в красном отсвете кузни, из темноты надо мной раздался смех, и глубокий голос, изрядно напугавший меня, произнес:

— Будь гостем у моего очага, сын Морврин!

Я воззрился во тьму, и мои глаза, постепенно привыкнув к огню, увидели очертания огромного мужчины, стоявшего у наковальни. На нем был лишь кожаный передник, закрепленный на правом плече, в одной руке он держал большой молот, а в другой — длинные щипцы. Руки его были обнажены, показывая отнюдь не слабые мускулы и сухожилия. Подбородок его зарос курчавой бородой, кустистые брови нависали над пронзительно смотревшими глазами, прямо как торф, что свисал с крыши кузни у него за спиной. И я понял, что мне есть от чего опасаться его силы и мощи, хотя смотрел он на меня вовсе не злобно.

— Кто ты, о кузнец, знающий имя нежданного и незваного гостя? — смело спросил я.

— Может, и незваного, но уж никак не нежданного, — ответил кузнец с насмешливой улыбкой. — Я ждал тебя, мой Мирддин, много лет, и теперь настала мне пора оказать гостеприимство страннику Острова Могущества.

— Если тебе ведомо мое имя, о кузнец, то могу ли я узнать твое? — отважился я спросить. Смелость вернулась ко мне, когда согревшаяся кровь вновь побежала по моим жилам. — Как называют люди это место и что ты творишь здесь? — Я увидел, что на его наковальне ч го-то блеснуло, и это что-то он взял щипцами и несколько мгновений тихонько постукивал по нему.

— А, значит, как я вижу, это ускользнуло даже от хваленого разума Мирддина! — хмыкнув, ответил великан. Указав туда, где за его спиной на склоне холма поднимался поросший травой огромный курган, зияя в ночи черным прямоугольником каменного входа, он насмешливо произнес нараспев:

— Может, до твоего слуха, о мудрый, доходили известия о Могилах Гванаса? Если так, то можешь посмотреть на одну из них:

Эта насмешка уязвила меня, и, положившись на свое вдвойне привилегированное положение поэта и гостя, я резко продолжил:

Кузнец фыркнул и вернулся к своему занятию. Некоторое время были слышны только позвякиванье по металлу его молота и вздохи в ветвях над нашими головами. В наступившей потом тишине я услышал в темноте у себя за спиной одинокий вой волка. Кузнец в конце концов остановился и снова повернулся ко мне.

— Хорошо, человечек, — сказал он, — вижу, на стихи ты боек! Может, я когда-нибудь позову тебя петь, когда буду давать пир, и не питьем для девиц буду потчевать я. А покамест ты, может, сочтешь нужным объяснить цель своего посещения, оказавшего такую честь моей бедной кузнице?

Он рассмеялся громко и раскатисто, так ударив по бесформенному железу на наковальне, что по обе стороны молота взлетели белые раскаленные искры.

— Если твой мед крепок, — собрался я с духом, — то не слабы и мои стихи, и стоят они зимней награды при дворе короля, великого, как и ты, о небесный коваль! — Очертания кузнеца рисовались на фоне неба, заслоняя звезды.

— Тогда поведай мне больше, человечек, — может, ты увидишь, что и я не новичок в искусствах и чарах и что я сумею ответить загадкой на загадку!

— Прекрасно, — ответил я, успокаиваясь и обретая храбрость у огня горнила, хотя при всем радушии великана я не слишком уютно чувствовал себя в его обществе, пока мы одиноко стояли на темном, продуваемом ветром склоне холма. Теперь пути назад не было, и да будет мне другом храбрость.

— Ведома мне слава твоих хмельных напитков, а еще знаю я, что не бывало такого, чтобы кто-нибудь встал из-за твоего стола и от него не пахло бы добрым пивом и медом. Много слышал я, о небесный коваль, поскольку и стар я, и юн. Я — Гвион Бах, и я выпил три капли из Котла Керидвен. Стружки металла, из которых куешь ты это оружие, — разве не собраны они из помета твоих цыплят? И разве не был я некогда зерном в животе курицы? Я был при Каэр Оэт и Аноэт, я видел пасть неизмеримого ледяного Ифферна, я знаю, кто сотворил звездную твердь. Разве жилище, перед которым мы стоим, не Каэр Гофаннон?

Великан насмешливо глянул на меня из-под своих круглых бровей.

— Перед или под, малявка? Не этому голому кургану вместить усеянную звездами крышу крепости Гофаннона с ее высоким коньковым брусом, тянущимися ввысь колоннами и полным воды рвом! Попробуй еще раз, мой эльфенок!

— Ладно, но что ты скажешь на это? Разве не был я здесь вместе с Матом и Гвидионом, когда ты ставил крышу на своем дворце? Видел я больше прочих людей. Я играл на своей арфе перед Ллеон Ллихллин и был в Гвинврин при дворе Кинвелина. Три зверя родились вместе со мной, и ты знаешь, каковы свойства моей плоти — рыба ли, мясо ли или высокое вдохновение ауэна?

— Неплохо, неплохо, — проворчал великан, прерывая работу и опираясь на рукоять молота. — Неплох ты в похвальбе, бедный мой мышонок. Теперь, хотя ночь и день есть вечность, эта ночь не вечна. Будет ли мне наконец позволено узнать о цели твоего посещения?

Я ответил двумя робкими энглинами, поскольку я прекрасно понимал, что сейчас мои достоинства испытываются так же строго, как кузнец испытывает железо, раскаляя заготовку добела в своем горниле, пока не начинает выступать каплями шпак.

— Нетрудно ответить! — фыркнул кузнец. — Такие загадки, может, и собьют с толку шутов на моем пиру, о мудрый друид Мирддин маб Морврин! — но для меня это детская забава. Разве принц Риваон не был маленьким сыном Гвиддно Гаранхира, ребенком обета, чья могила стоит на берегу Кантрер Гвэлод как защита, чтобы однажды воинство Манавиддана маб Ллира не поглотило королевства Гвиддно? Думаешь, я не знаю ничего о том, что творится на Севере, дружочек? Не зря зовут тебя Мирддин Виллт, «сумасшедший». Сдается мне, далеко тебе даже до Гвэддан Полоумной, дочери Кинвелина Кеудода!

— Вижу, ты слишком умен для моего жалкого дара, о хозяин, — признался я. — И все же даже мышь может погреться у королевского очага. Какое же я глупое создание! Что же, поверишь ли — следующий мой вопрос касается стражи, которую несет Гвертевир Благословенный на берегу Кайнта, чтобы Напасть Хенгиса снова не вернулась на Остров Могущества. Было у меня в мыслях спросить, в каком порту стоит он на страже. Как же глупо — ведь ты наверняка уже знаешь ответ!